«Кому нужны усложнительницы..»
(Динара Расулева)


Женщину с заёбами полюбил
С заморочками
По голове погладил - смотрит, как будто бил
по почкам и
Тыкал заточками

С темы на тему скакнул, сорвался - а там лава
Жар, как из пасти льва
Но я оставляю за ней это право
Она права

Школьницей просыпалась - кругом канава
Сама - в дрова
Но я оставляю за ней это право
Она права

С шести лет в доктора с ней играл папин брат Дядя Слава
Я оставлю за ней это право

Била по рукам училка за то, что писала коряво
Оставляю за ней это право

На одной руке шрам пошире - лезвие было ржаво
Я оставляю за ней это право

Платит за все сама - в детстве ела лишь там, где была халява
Оставляю за ней это право

Не помогает ни алкоголь, ни трава
Ни химическая отрава

Женщина с заёбами
Но она права
Я оставляю за ней это право

Проращивает овес, ест сырые овощи
Чтоб чувствовать себя живой
Не говори мне, что она того ваще
Что у нее не так с головой

Когда ей было четыре
Папа голый ходил по квартире

Потом по квартире голый ходил мамин новый друг Дядя Рустам
Да она не проста, она не проста, мам
И она осталась чиста

Ее били гопы
Теперь везде у нее шипы

И жар, как из львиной пасти
Я не не знаю, как спасти
Ее от этой напасти
Увести
с кривого пути

Гнали во двор - а там пиздит соседских детей орава
Женщина с заёбами
Я оставлю за ней это право

О ней ходит дурная слава
Оставляю за ней это право

Сделала аборт от шестидесятилетнего скандинава
Это ее право

Она одевается, как шалава
Я оставляю за ней это право

У очков в форме пары вагин оправа
Оставляю за ней это право

Она сделала на шее татуху в виде удава
На губах в виде шва
Я оставлю за ней это право
Она права

Право на боль - не подачка, брошенная в лицо
Право на боль - это больше, чем составить плейлист или купить кольцо

Право на боль от того, что на фестиваль уехал, когда у неё заказ
Право на боль от того, что его подружкам столько, сколько ее ребенку могло быть сейчас

Право на боль от того, что ему бывает без неё хорошо
Право на боль от того, что он говорил и скажет это кому-то ещё

Жуткая боль и жар, как из львиной пасти
Из драконьего зева

Боль, как когда окурок расплавляет кожу запястья
Как когда телефон разбила, он дал свой старый Самсунг, а там палево, что бегал налево

Право боли и гнева

Как когда колено раздирается об асфальт
Как когда классная волосы в хвост собирает насильно, сдирая скальп

Как когда эпиляция полностью ради одного только раза
Как когда подаренная им зараза поражает все органы малого таза

Как когда разбивается сердце, разрывается плева и разбивается сердце
и разрывается плева

- Правильно говорить «плевА».

Оставь за собой это право,
Моя Снежная Королева.
Ты права.

2018

Из цикла "Активисты"

*
Когда мы только познакомились с Женей,
я видела в будущем всех счастливыми.
Как раз тогда у меня на съёмной квартире в Питере
на Гагаринской было политическое собрание
для левых активисток и активистов.
В единственную комнату набилось человек 20,
все сидели на полу. Моему сыну тогда было 3,
и он активно ходил между ними, он почти не мог говорить,
только показывал свои игрушки,
и активисты, особенно парни, не знали, как с ним общаться,
чем ему ответить.

*
В углу комнаты стоял плотный баннер, свёрнутый в рулон
(с ним нас позже ещё арестуют).
Когда только началась война,
мы сделали его для митинга по случаю 1 мая.
В Москве у памятника Маяковскому мы стояли в загоне
из железных заграждений между группой ЛГБТ-активисто_к и феминист_ок —
спонтанное сообщество левых ребят от культуры и литературы,
студентов Литературного института
и держали этот баннер:

«Май — для всех»
(месяц цветения, свиданий, любви в гомофобной стране)

«Труд, а не порабощение»
(олигархатом, государством, капитализмом)

«Мир, а не война»
(России с Украиной, захватническая, тупая и хитрая одновременно).

*
Я тоже сидела на полу и как раз вспоминала тот митинг.
И думала, что иногда спонтанная самоорганизация лучше долгой
мучительной работы в активистских группах, устроенных по типу
старых подпольных ячеек, с постоянной борьбой за лидерство, за право даже просто
сказать на собрании, чтобы тебя не
перебили другие.

И тут пришёл Женя вместе с мужем Сашей.
Он принёс с собой большую кастрюлю с борщом —
сам приготовил и захотел поделиться.

*
После собрания на тесной кухне с разбитым окном, смотрящим в стену
красного дома напротив, все столпились и по очереди садились за стол и ели борщ,
потом мыли за собой тарелки и передавали другим — по кругу.
И это был настоящий ритуал, действие, возможно, важнее самого собрания,
для которого все мы там были. А Женя рассказывал про свой борш,
как он его делал, и вообще, как он любит готовить и приглашать домой
гостей-активистов: выпить немного, поесть, передохнуть, очнуться.

А его муж Саша стоял рядом и улыбался,
видно было, как он Женей гордится. Теперь я понимаю,
как редко вообще бывают
такие события, такие улыбки.

*
Женя Павловский:
гей с левыми убеждениями,
бывший профсоюзный активист,
разнорабочий,
повар, строитель,
человек из
Дагестана,
где…

Он, сам того не зная, многим со мной поделился.
На самом деле,
всё важное в нём сошлось.
Открытый, витальный, красноречивый,
для меня именно он стал примером будущего,
надеждой настоящего,
я так и думала про него:

ВОТ НАСТОЯЩИЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР

не с книжным засушенным знанием
(хотя и не без знания теории в тех местах,
где она может быть реально полезна)
но с силой опыта, силой самой жизни,
которая может перевернуть любой мир,
смахнуть любой авторитарный режим,

как пёрышко с лица,
как ниточку с плеча друга.

*
Человек-событие
сидел на моей полутёмной кухне с опадающими,
как осенние листья, кусочками обоев
и быстро ел борщ
и напоминал другим (особенно — парням), чтобы перед уходом
не забывали помыть за собой чашки, ложки, тарелки,
чтобы сами наливали себе чай, а не
просили меня их обслуживать.

*
Женя… Для него почему-то в итоге не нашлось места
ни в одной группе, ни в одной активистской ячейке,
ни в профсоюзе,
ни в РСД,
ни в ЛГБТ-организациях.
Отовсюду постепенно он отступил.

А ещё я видела, как он бесил
других парней-активистов.
И тут дело не только в силе слов —
в какой-то другой энергии.
Возможно, его боялись, как боятся будущего,
как боятся взглянуть в лицо
своим желаниям, своим страхам,
быть собой. Вот с этого момента стопорится
любая революция, любое политическое
движение. Такие люди не вносят раскол,
потому что понимают, что значат расколы.
Просто уходят.
И Женя ушёл.

Мы давно не виделись.

*
На его странице в Фейсбуке в графе «о себе» написано:

«Жил, курил/пил, сдох, съели гадкие опарышеобразные черви.
При жизни и после смерти смердил».

Без пары.

Фотографии небольшого озера на окраине города внутри
роя панелек; и подпись к ним
«тихий выходной».

*
Вчера, я узнала, что Женю задержали в Питере
напротив Гостиного двора. Простоял 3 минуты.
Он был с плакатом против нового трансфобного законопроекта,
который запрещает трансгендерным людям, живущим в России,
вступать в брак и вносить изменения в графу «пол»
в свидетельстве о рождении.

Он выложил в Фейсбуке фото своего плаката,
нарисованного второпях размашистыми
кривыми мазками: «Трансфобия — это
фашизм».

3 минуты. Нарушение условий нахождения в городском пространстве
во время эпидемии.

А рядом ещё были фото
несгибаемых белых палочек спагетти в кипящей воде,
фото вечернего красного неба над столпившимися силуэтами чёрных деревьев,
фото красного завядшего цветка на зернистом асфальте...

(Для меня это и есть — метафоры протеста)

И фото железных заборов, ограждающих загородные
аппартаменты тех, кто держат власть.

Мемы.

Маслянистая вода в городских каналах…

Фото с поездки на собеседование в чёрной защитной маске…

*
Силой события.
Силой опыта.

Как пёрышко с лица.

Как ниточку с плеча друга.

17 мая 2013 года под музыку группы «Смысловые галлюцинации»
из моей вагины вышел сын,
а затем — плацента, которую акушерка держала, как мясник —
взвешивая на ладони. Доктор положил мне сына на грудь
(тогда я ещё не знала имени сына)
и сказал: ваш сын. И сын тут же описал мне грудь и живот,
а мир стал саднящей вагиной, сыном, его горячей струйкой,
его мокрой тёплой головой, моим пустым
животом.

Потом мою вагину зашили,
она изменила форму. Стала узкой и стянутой
вагина-тюрьма, вагина-рана. На мне тогда были
белые компрессионные чулки — все в крови,
дешёвое красное платье-халат, купленное в китайском павильоне,
а на нём — две женщины, держащие кроны деревьев,
и звери, держащие женщин.

Без трусов, без поддержки, с запутанными волосами
я шла после операции по солнечному коридору роддома
забирать сына. Я взяла его и подумала:
его пальцы похожи на маленькие мармеладные червячки.

*
Теперь моя вагина — это норка
для твоего коричневого зверька с большой красной головкой.
куда он иногда проскальзывает, чтобы набраться сил. Это ямка
для твоего нежного языка, для твоих тонких крепких пальцев, похожих на письменные принадлежности
из прошлого века.

Моя вагина сжимается сейчас, рядом с нею, чуть выше — набухает клитор,
он похож на бусинку и завернут в нежный
складчатый капюшончик, который иногда можно снять
под слепым дождем лёгких прикосновений.
Ты можешь… Аккуратно…

*
Когда мне было 13, я пыталась засунуть туда дачный
огурец: хотела понять, что такое секс.
Тогда я ещё не знала, что это не только
пенетрация. Я часто смотрела на свой клитор в маленькое
разбитое зеркальце, которое папа использовал для бритья.
Я была сухим деревом, которое горело
с каждым днём всё сильнее.

*
Я жила в мире школьной литературы, где всё видно только мужским
взглядом, в мире районных разборок и падиков, набитых потными
парнями в чёрных куртках и рваных ботинках.
Я любила сидеть на кортах, любила
обтягивающие джинсы, сдавливающие клитор
и большие губы.

*
Тогда я ещё не знала, что до моей вагины всем есть дело:
государству, родителям, гинекологам, незнакомым мужчинам,
православным батюшкам, у которых под рясой погоны,
а на рясе — женская кровь,
работодателям, эшникам, военным, нацикам, миграционным службам,
банкам, консервативным критикам «развратного образа жизни»,
патриотичным деятелям культуры, юзающим традиционные ценности
под коньячок.

*
Из моей вагины раз в месяц идёт кровь,
и тогда мой любимый идёт в магазин за прокладками
(мне нравятся тонкие, с запахом ромашки).
Иногда кровь вываливается сгустками, похожими
на круглые шлемы маленьких астронавтов.
Мой менструальный космос в миниатюре: планета матки,
кометы яичников, млечная галактика припухшей вульвы.
Иногда кровь льётся, как водка,
из специального узкого горлышка сувенирной бутылки.
Иногда её нет.

Мне нравится заниматься сексом во время месячных,
всё тело становится супер-чувствительным.
Люблю, когда твой член весь в моей крови,
и люблю представлять, что у тебя тоже месячные,
что солёная тёплая кровь капает из маленькой дырочки
на твоей головке.

Люблю, когда твои руки липкие от моей крови,
когда она засыхает на твоих ногтях и заусенцах,
люблю чувствовать, как пульсирует матка в моём животе,
словно второе сердце, как набухает грудь и становится горячей,
как будто оттуда вот-вот польётся молоко.
Я дам тебе его пить, любимый, оно зальёт твое лицо,
твои нежные розовые соски (почти как у девочки),
сделает мокрыми твои волоски на груди,
твою шею, животик, в котором,
я мечтаю, ты когда-нибудь сможешь выносить нашу дочь.

*
Люблю, когда ты говоришь о моей вагине,
и когда мы вместе её обсуждаем,
пока ты сидишь на мне сверху
в моей футболке и зелёных серёжках,
которые я тебе подарила,
Люблю, когда ты легонько шлёпаешь меня по губам.

Как хорошо, что ты делаешь это не в России,
где Юлю Цветкову хотят отправить в тюрьму за нежные
рисунки вагины,
где мои подруги боятся целоваться на улице,
где мы с Катей после школы подолгу лежали на ковре
у неё дома и трогали друг друга, превращались в одно
солёное море, а потом
боялись об этом говорить.

*
Наши вагины и вульвы называют кисками,
но у меня скорее не киска, а домашняя декоративная мышка,
маленькая, пушистая, беспокойная.

Она умрёт раньше времени?
Она умрёт в клетке?

*
Однажды я трогала свою мышку на лекции в универе,
трогала её в пустом автобусе, ползущем по ночному городу
от заводов к панелькам, от кладбищ к торговым центрам.
Я трогала её за гаражами, осенним утром,
сидя на ржавой трубе,

трогала в машине скорой помощи, которая везла меня
на операцию, и трогала после операции,
когда в уретре стоял катетер, когда из уретры текла кровь,

трогала, когда мой живот был огромным, в душном
отделении роддома,
когда писала в баночку в поликлинике,
когда писала и плакала ночью в старом дачном саду,
полном кузнечиков и ночных мотыльков,
когда писала на иртышской набережной прямо в штаны
для прикола, когда писала на снег
у проходной завода,
когда писала в общаге в горшок сына,
когда писала после пива в парке культуры, а неподалёку
бродили менты,
трогала в летнем лесу, пока меня облепляли насекомые,
обнимали деревья.

Трогала её после того, как случайно порезала бритвой губы и клитор,
после ссоры с другом и после
судмедэкспертизы,
после поездки в онкоцентр и после
ареста, на съёмной квартире,
после акций протеста на Болотной площади
и после акций протеста на Марсовом поле.

трогала, читая Николая Кузанского,
читая Гастева,
Касториадиса,
Эрнста Блоха,
«Этику» Алена Бадью,
Исэ-моногатари,
учебник по физике,
антологию немецкой поэзии,
Маяковского,
Якобсона:

(я их захватила!).

Я трогала мою мышку, когда плакала и хотела от тебя уйти,
трогала, когда плакала и хотела от тебя ребёнка,
трогала, сидя у тебя на лице,
и трогала, прижимаясь лицом
к твоей тёмной промежности,
и просто — глядя тебе в глаза.

И всё равно до сих пор не знаю, не понимаю её до конца,
мою мышку,
боюсь и стесняюсь.

*
Но мне нравится мыслить её политически,
это заводит, качает танцпол старых идей,
даёт надежду в отсутствии новых
активистских методов.

Делать революцию вагиной.
Делать свободу собой.

Я думаю, а что, может, и правда вагина погубит это государство,
прогонит незаконного президента,
отправит в отставку правительство,
отменит армию, налоги для бедных,
фсб как структуру самой гнусной власти и подавления,
разберётся с полицией,
консерватизмом и реваншизмом,
расформирует несправедливые суды, освободит
политических заключенных,
сделает невозможным тухлый русский национализм,
унижение угнетённых, сфабрикованные дела,
разъебёт олигархат и патриархат,
парализует войска, движущиеся в чужих государствах —
всё дальше и дальше:
в пизду милитаризм!
Моя вагина — это любовь, история и политика.
Моя политика — это тело, быт, аффект.
Мой мир — вагина. Я несу мир,
но для некоторых я — опасная вагина,
боевая вагина. Это мой монолог.

моя бабушка Аня предпочитала ходить дома без одежды, это было в её семье нормальным.
наверное, это звучит странно: вы ничего не знаете про мою бабушку, а я уже начала с того, что дома она была натюристкой.
а ведь у неё была удивительная жизнь. она была рождена чуть ли не в землянке в Сибири, её маму преследовали власти по "закону о колосках" (она работала на конюшне и во время войны принесла лошадиного овса домой, чтобы накормить дочь). моя бабушка работала всю жизнь, у неё было трое детей и из деревенского нищего ребёнка она стала строительницей, начальницей: руководила бригадами рабочих на стройке, потом у них была своя фирма, где работали слабослышащие (бабушка потом дома очень громко говорила, забыв, что мы хорошо слышим).
она училась всю жизнь, прямо с детьми, закончила два колледжа (училась заочно или на вечернем, всю жизнь совмещая с работой), диплом об окончании института она получала, когда у неё уже родился первый внук (она рассказывала, как торопилась и забежала за ним прямо в домашнем халате, а там все были с причёсками и при полном параде) и потом она ещё лет двадцать работала по специальности.
в один год её укусил клещ и она потеряла зрение, её прооперировали, но до конца зрение на восстановилось.
у неё была жизнь труженицы, она смогла купить всем детям квартиры, оплатить образование, заботилась о внуках и обладала чудесным даром радоваться
бабушка потеряла двоих сыновей, мужа, потом у неё был инсульт и она оставалась дома. я не могу себе представить, каково ей было после этих потерь, но она вытягивала себя из грусти: писала стихи, занималась травами, делала гимнастику. потом (уже после инсульта) она продала дачу, никому не сказав, потому что решила пожить немного для себя (я восхищаюсь своей бабушкой): та свобода, что не досталась ей юной, пришла к ней в конце жизни. потом мы узнали, что у неё появился поклонник, она купила себе шубу, сделала ремонт.
бабушка умерла семь лет назад. я никогда не встречала таких жизнелюбивых людей, радостных, сильных, способных пересматривать свои привычки, признавать ошибки. я знаю, что она была авторитарна со своими детьми, и мне очень жаль, что так получилось, я застала уже другую бабушку.
я начала этот текст с того, что она ходила дома без одежды: ей просто было жарко (и это тоже забавная история, потому что она была строительницей и смогла добиться установки каких-то безумно горячих батарей в своём доме), и мы тоже всегда ходили у неё дома без одежды. и это было совершенно нормально, даже не так: это было наше базовое состояние, а потом, приходя в другие квартиры, надо было переучиваться.
(этот историю я хотела рассказать как историю с моралью про обнажённое тело, табу, цензуру, про Юлю Цветкову, и примерно так этот текст и можно воспринимать, но ещё мне бы хотелось запомнить и передать своим детям радость от жизни и отсутствие стыда, которым учила меня моя бабушка)

Как человек живущий за границей у меня в России есть и родственники и друзья

Как только тает лёд и вместо дождей просыпается солнце, я обычно лечу в Питер или в Москву, причем лечу на Аэрофлоте, как будто дорогой билет может спасти жизнь, но родители настаивают, потому что так и боятся, что самолёт сломается либо его собьют

Я лечу со своим европейским паспортом с которым ничего не надо бояться и с туристической визой, как будто я совсем не русская, но хз, я так и не поняла кто это решает, да, и плевать мне на паспорта и бумажки
(Так говорят только люди с правильными паспортами и бумажками)

Я лечу в Питер или в Москву, потому что вот, для меня это Россия, других мест вообще не знаю, только недавно ещё Пенза появилась и стала третьим городом и ещё одно новое место мелькнуло: Рязанский лес

Моя Русь стала шире а на душе стало уже

Я в этом году не поеду в Россию, потому что я не хочу гулять по тем улицам на которых винтят честных ребят за честные слова написанные на их плакатах на грустных одиночных пикетах, потому что власть боится народа

Я не хочу гулять по улицам, которые принадлежат не людям, а мусорам
Я не могу гулять вокруг тех здании в которых я благодаря смелым ребятам знаю, как их пытали, я не могу понять, что сейчас пытают

Я не поеду в Россию, потому что все мои здешние русские друзья, которые уехали, поженились, вспомнили про свои корни или убежали, мне унисоном говорят: да, пошла она на хуй, она - это Русь

Я не поеду в Россию, потому что можно даже при пересадке в Москве получить 7 лет за 9 граммов гашиша (слушайте, а какой у неё, блядь, был паспорт?)
А если ты поедешь, то едь в одежде без карманов

Я не поеду в Россию, потому что за один мат тебя могут посадить на сутки, а я очень старалась чтобы меня и за границей плохому научили

Я не поеду в Россию, потому что Крым не ваш
Я не поеду в Россию, потому что Сирия не игровое поле для вашего оружия
Я не поеду в Россию, потому что слишком часто в ваших судах потерпевшие сидят на скамье подсудимых, да и не на скамье, а в клетках
Я не поеду в Россию, потому что мне рассказали правозащитники,
журналисты, активисты, политологи, социологи, историки, поэты,
писатели, антифашисты и анархисты про то что в России называется
правами человека

Я в этом году не поеду в Россию

Скажите мне, что я не права
Скажите, всё не так, приезжай, да, гуляй
По крайне мере, пообещайте мне, что это правда всё пройдет и я опять смогу приехать к вам

Я более русская чем ты
У меня не нос а хобот как у самовара
Я более русская чем ты
У меня страдания
Я более русская чем ты
И ты не имеешь никакого права выступать за мою страну
занимайся своими проблемами
их много
занимайся своей странной
Я более русская чем ты
В чемпионате мира по футболу я болею за русскую команду
Я более русская чем ты
Я русскее, нет, я самая русская
Я более русская чем ты
Ты можешь меня разложить и опять сложить как матрешку
Я самая русская!
И я берегу свое русское сердце но твое сердце собачье
У меня не глаза а сувенирные питерские тарелки с мотивом медного
всадника
Я более русская чем ты
У меня не руки а дубинки
Я более русская чем ты
Я злая, я самая русская
Мои ботинки две ауроры и я мчусь по Неве
Я более русская чем ты
Я глотаю икру и откусываю водку
Я более русская чем ты
Я купаюсь в проруби
Я первая в параде
Я более русская чем ты

спрячь от меня свою менструацию
кровь это некрасиво
нечем тут любоваться
я не хочу это видеть
это не должно быть заметно, когда ты будешь раздеваться
сейчас столько средств
это не 18 век
почему об этом должен знать каждый человек
достаточно знать тем, кому приходится иметь с этим дело
ну что-то же можно сделать
давай ты будешь принимать OK без перерыва и все в порядке
что-нибудь слышала про удаление матки
что-нибудь слышала про тампоны для секса
у меня слабое сердце
мне нельзя смотреть на кровь
сделай вид как будто менструация это не про
тебя
спрячь от меня свое отсутствие менструации
меня это интересует в последнюю очередь честно признаться
единственное -- а можно поинтересоваться
а что у тебя в трусах
сделали операцию?
это конечно все не считается
природу не перехитришь
не стоит и пытаться
ну что ж неплохо для оперированного тела
неплохо для тела с депрессией
неплохо для тела, пережившего порезы
только спрячь от меня свои порезы
неужели так сложно носить длинные рукава
и плотные чулки
неужели так сложно отвечать на звонки
быть милахой
и не ныть когда тебя трахают
неужели так сложно принять свои таблетки
что ты там принимаешь
надоело, что ты грустишь
ты меня совсем не уважаешь
ты вечно ревешь
ты вечно молчишь
ты вечно бесишь
спрячь от меня свою депрессию
спрячь от меня свой пресс
тебе не идет эта перекаченность
сила -- это совсем не для тебя качество
ты перекрываешь путь для своей энергии этими штанами
не сиди с раздвинутыми ногами
как шпана
спрячь от меня свою слабость
а то ведешь себя как типичная баба
вы же все одинаковые
не отличайся
не будь как всей
не будь не как все
лицо подмалюй, совсем серое
спрячь от меня свою се
дину
свою старость
свой возраст
накрасься поярче чтобы в твои 12 тоже казалось
что тебе уже 20
и не надо было нарываться
намажься тоналкой на выписку из роддома
после операции
чтобы твоего лица не испугаться
спрячь от меня свою неидеальную кожу
зачем тебе столько косметики если хочешь выглядеть моложе
встань пораньше и скульптурируй лицо
основа консилер тон хайлайтер да и дело с концом
филеры биоревитализация
у тебя не получается даже казаться
хоть бы кто отшлифовал растяжки на твоей заднице
в сауне стыдно с тобой показаться
можно было и подкачаться
спрячь от меня свой жир
пусть останутся только кости
так тебя легче сломать
спрячь от меня свои кости и худобу
может быть бургер тебе предложить
спрячь от меня свою плоскую грудь
не на что и взглянуть
ну, будешь себя хорошо вести -- вставим тебе чего-нибудь
спрячь от меня свою большую грудь
жесть, неестетично висит, в трубочку можно свернуть
спрячь от меня свои волосы -
их не должно быть
там где я не хочу
неужели так сложно было сбрить
почему их настолько много -- может, тебе обратиться к врачу
спрячь от меня свою лысину под париком
спрячь от меня свою ориентацию под замком
спрячь от меня свои протезы под лосинами и длинным платьем
спрячься от меня под кроватью
спрячься от меня во сне
спрячься от меня в волшебной стране
спрячься от меня во мне
стань мной
патриархат всегда здесь
всегда с тобой

никому не интересно
что ты сделала
в своей жизни
всем интересно, была ли замужем
будто это достижение
будто даже брак продлившийся полтора года
важнее, чем любые другие отношения
да даже пусть бы сами отношения были важны чтобы что-то сказать о тебе.
все запомнят только
замужем
за мужем
за мужчиной
как интересно
была в замуже
по ту сторону мёртвых и живых как будто
все забудут и станут переспрашивать
сколько еще учиться тебе говоришь
кем станешь
кем работать будешь
какая профессия
это забудут ещё тысячу раз
раньше чем рот закроешь ты
а вот то что замужем ты побывала
это вот интересно.
и ничего что замуж может быть был вынужденный
ни готовности
ни понимания не было у двоих
да так ли отличаются замужние от тех других
но те другие нам не интересны.
а ничего что развод был счастливее свадьбы
такое не принято говорить
ну ладно еще когда жён начинают бить
и они уходят
ну правильно же, все же уходят
а тут-то что?
волшебное
сакрализованное
и не так много выходят замуж девственницей
что это вообще за понятие
и уже почти везде
тебя не берут как кота в мешке
ну здорово же
за что же еще бороться
смотри твой феминизм победил
ты долбаная мужененавистница
тебе мужчины все должны
а раньше рожали в полях и ничего
а ты чего не родила от своего
спасибо что не спрашиваете.
а зачем оставила фамилию его?
когда в нашем мире будет легко выбирать себе имена
я выберу себе ту фамилию, которая подошла бы мне
но я всегда буду чья-то
не мужнина так отцова
не брать же фамилию мужа матери
или отца матери
ведь мы же совсем потеряли свои имена
мы растратили свои девичьи фамилии
на чужие буквы
мы чужие обменяли на новые чужие
мы своих-то так и не заслужили
ничего не важно кроме фамилий
кроме статуса
чтобы взглянули и удивились
надо же такая молодая и уже замужем
или?
или?
ого еще и разведенная
ладно тебе полпунктика
кому интересна любая твоя борьба
любые отношения
пока штампа нет не считаются
наиграешься еще
надо же за столько лет все никак не наиграешься
это фаза такая просто
пройдёт
просто
твоё прошлое с замужем даёт такой задел
что непонятно как ты сейчас так живёшь
это просто фаза такая
когда тебя не за заслуги уважают
а за какие-то социальные цели
зависимость от социальной похвалы сложно заглушать
и вот ты уже не понимаешь
это ты хочешь
или ты просто хочешь стать
хочешь занять место
вклиниться
вписаться
ведь все равно не интересно никому что ты будешь создавать

Этот текст я пишу в ситуации, когда никакие слова поддержки уже не поддерживают. Я и сама не рискую назвать этот текст поддерживающим, хотя и хотелось бы, чтобы он имел такой эффект. Я знаю, что многие из нас иногда уже не могут плакать: чувствуешь просто какое-то тяжёлое отупение, как будто внутри твоего тела есть ещё одно тело, сопротивляющееся каждому твоему движению. А иногда чувствуешь наоборот какую-то болезненную лёгкость, когда не жалко ни себя, ни других, и хочется уже просто ничему не сопротивляться и шагнуть в какую-нибудь очередную горящую дверь.

Я не хочу драматизировать нашу повседневность в этом тексте, она в принципе справляется с этим сама: мы читаем новости, мы создаём новости, внутри нас мельтешат бесконечные уведомления мессенджеров. Убили, избили, посадили, задержали, захватили, похитили, сломали, вывихнули, увезли, изнасиловали. Исказили, запретили, скрыли.

Если сравнивать жизнь активиста с какой-то грамматической категорией, то, наверно, она похожа на императив. Он звучит и внутри, и снаружи, это такая постоянная (само)дисциплина: делай, стой, беги, жди, требуй, отвечай, кричи, поддерживай, не плачь, знай, защищай, помогай. Будь на связи. Будь в сознании. Будь в себе. Я ни в коем случае не хочу романтизировать активистскую жизнь, хотя, конечно, иногда романтизация может сильно помогать и придавать сил, но это всегда такое неловкое существование между двумя высасывающими полюсами:
С одной стороны, ты героиня или герой, ты в эпицентре тяжёлых и важных событий, иногда тебе повезет - и тебя слышат и видят, и ты можешь пользоваться этим, чтобы успевать делать что-то полезное.

А с другой стороны, это постоянные ожидания и противоречивые требования: требования быть идеальными, безошибочными, эмоционально-стабильными, доступными в любое время дня и ночи. Когда ты активист_ка, ты как будто уже не принадлежишь себе: каждое твое личное действие воспринимается под увеличительной лупой публичного. В любой момент тебя могут столкнуть с возвышенного места те же люди, которые тебя (без твоего согласия) на него поставили. А ещё тебя ждут горы невидимого труда, который ты тянешь на себе одновременно с разочарованным возгласами, что ты делаешь мало или недостаточно. Говорить же об этом вслух - ставить себя, с точки зрения многих, в слабое и невыгодное, жалкое положение. Ведь активисты не имеют права просить о помощи, говорить о своих чувствах и жаловаться (тенденция, закреплённая за традиционной маскулинностью, обратите внимание).

Ты не знаешь, как поступать с критикой в адрес других активистов: можешь ли ты ее транслировать? Или это станет ещё одним вкладом в ненависть к ним, которая последует за этим? Этот вопрос рядом с тобой постоянно, потому что, когда критикуют тебя, ты видишь как за (не)/обоснованной критикой приходят толпы тех, кто просто все это время ждал своего часа, чтобы пройтись по тебе катком. Все сливается воедино и ты ненавидишь всех. И боишься всех. А потом те же люди, которые прошлись по тебе или по другим, безопасно наблюдают со стороны, как активисты растравливают раны друг друга. А потом как они мучаются чувством вины. Или не мучаются, но не знают, как быть, потому что уже послезавтра им все равно торчать где-то рядом и по одну сторону, оборачиваясь с недоверием друг на друга.

К активистам часто относятся потребительски, мы сводимся до нашего функционала, нас дегуманизируют, а иногда мы дегуманизируем друг друга, переадресовывая свой гнев на тех, до кого он может дотянуться. Иногда мы просим прекратить к нам так относиться, но нам тут же напоминают, что это наш выбор. Наш свободный выбор. Не нравится - уходи, уезжай, меняй страну, ничего не делай.

Нам говорят, что мы пиаримся, что мы ищем выгод, что за нашими действиями стоит таинственный монструозный кукловод, потому что у нас самих нет сердца, нет мнения, нет убеждений. Нередко мы говорим это и друг другу. А иногда кто-то из активистов, действительно, совершает какой-то очень плохой или предательский поступок и тогда его поступок распространяется на всех других активистов. Ведь активисты - это по определению не оч живые, но "хорошие люди". И если кто-то из них плохой, то плохими и лицемерами становятся всё. Отсюда идут все эти репутационные страхи, которые живут и среди нас тоже: вдруг кто-то опять "дискредитирует феминизм"?

Для многих активисты как будто не имеют тела: мы не болеем, не отдыхаем, не спим, не выгораем, нам не больно. Мы, видимо, какие-то мультимедийные проекции, появляющиеся там, где нужны. Мы гаджеты, питающиеся электричеством, постоянно обновляющиеся, с удобным интерфейсом.

Часто у нас просто физически нет времени отстраниться и подумать, принять решение, остыть, отказаться от чего-то. В худшие времена все происходит очень быстро, решения надо принимать стремительно, потому что иногда от них могут зависеть жизни других людей. Если же наш активизм не связан напрямую со спасениями жизней (потому что это уже не активизм, а, например, профпомощь и правозащита), нас упрекнут и за это: ведь, как мы все знаем, где-то всегда есть "настоящий активизм", а есть наш. К тебе придут сотни людей и расскажут, чем тебе лучше заниматься и почему ты не заслуживаешь называться активисткой. Нас упрекают и за ссоры друг с другом, за разрывы союзов и за разногласия, которые неизбежны. Иногда они преодолимы, иногда - уже никогда.

А иногда тебя пиздят. Ногами, руками, дубинками. Караулят в подворотнях. Шлют угрозы на почту. Пишут комментарии, подробно разъясняющие, как это произойдет. Уходя из дома, ты насыпаешь кошкам побольше корма и наливаешь побольше воды, вдруг тебя сегодня схватят где-нибудь и домой ты не попадешь. Тебя сопровождает постоянная тревожность за друзей и близких. А потом ты смеёшься над собой - ну, не может же такого быть, что я кому-то нужен, наверняка, я все преувеличиваю. А потом на улице хватают твоего друга и ты идешь кормить его кота.

Ты боишься, что сольют твой адрес и телефон. И их сливают. Особенно если ты якобы неуязвимая и привилегированная "медийная активистка". Ты выходишь из дома, оглядываясь по сторонам, сжимая в руке ключ или перцовый баллончик.

Ты живёшь с постоянным чувством вины, которое поощряют многие окружающие. Недостаточно делаешь, вовлекаешься, не рассказала про это и это, не смогла сегодня прийти на пикеты, не успела написать очередной текст, не репостнула. Это одна из твоих уязвимостей - твое желание помогать. Ты живёшь и думаешь, как превратить это в силу.

Дорогая моя активист_ка, я не знаю, что бы мы без тебя делали. Что бы мы делали без всех вас - работающих эпизодически или ежедневно, находящихся под перекрёстными нападками со всех сторон. Помни, пожалуйста, о том, что вокруг есть и будет жизнь, хотя в это иногда ну очень сложно поверить. Что каждое твое действие имеет отсроченный результат. О том, что культура благодарности обязательно сменит культуру ненависти. Что ты можешь не быть активисткой. Это не стыдно. Стыдно стыдить тебя за это.

Каждое твое дело - большое.
Если ты сделала ошибку - это нормально и она не перечёркивает того, что ты делаешь.
Гнев неизбежен, как и ограничения, которые он может принести вместе с собой.
Бережная критика существует и скоро мы все научимся ее использовать.
Береги себя.
Я тоже постараюсь научиться беречь себя. И тебя.

Этот текст я пишу в ситуации, когда никакие слова поддержки уже не поддерживают. Я и сама не рискую назвать этот текст поддерживающим, хотя и хотелось бы, чтобы он имел такой эффект. Я знаю, что многие из нас иногда уже не могут плакать: чувствуешь просто какое-то тяжёлое отупение, как будто внутри твоего тела есть ещё одно тело, сопротивляющееся каждому твоему движению. А иногда чувствуешь наоборот какую-то болезненную лёгкость, когда не жалко ни себя, ни других, и хочется уже просто ничему не сопротивляться и шагнуть в какую-нибудь очередную горящую дверь.

Я не хочу драматизировать нашу повседневность в этом тексте, она в принципе справляется с этим сама: мы читаем новости, мы создаём новости, внутри нас мельтешат бесконечные уведомления мессенджеров. Убили, избили, посадили, задержали, захватили, похитили, сломали, вывихнули, увезли, изнасиловали. Исказили, запретили, скрыли.

Если сравнивать жизнь активиста с какой-то грамматической категорией, то, наверно, она похожа на императив. Он звучит и внутри, и снаружи, это такая постоянная (само)дисциплина: делай, стой, беги, жди, требуй, отвечай, кричи, поддерживай, не плачь, знай, защищай, помогай. Будь на связи. Будь в сознании. Будь в себе. Я ни в коем случае не хочу романтизировать активистскую жизнь, хотя, конечно, иногда романтизация может сильно помогать и придавать сил, но это всегда такое неловкое существование между двумя высасывающими полюсами:
С одной стороны, ты героиня или герой, ты в эпицентре тяжёлых и важных событий, иногда тебе повезет - и тебя слышат и видят, и ты можешь пользоваться этим, чтобы успевать делать что-то полезное.

А с другой стороны, это постоянные ожидания и противоречивые требования: требования быть идеальными, безошибочными, эмоционально-стабильными, доступными в любое время дня и ночи. Когда ты активист_ка, ты как будто уже не принадлежишь себе: каждое твое личное действие воспринимается под увеличительной лупой публичного. В любой момент тебя могут столкнуть с возвышенного места те же люди, которые тебя (без твоего согласия) на него поставили. А ещё тебя ждут горы невидимого труда, который ты тянешь на себе одновременно с разочарованным возгласами, что ты делаешь мало или недостаточно. Говорить же об этом вслух - ставить себя, с точки зрения многих, в слабое и невыгодное, жалкое положение. Ведь активисты не имеют права просить о помощи, говорить о своих чувствах и жаловаться (тенденция, закреплённая за традиционной маскулинностью, обратите внимание).

Ты не знаешь, как поступать с критикой в адрес других активистов: можешь ли ты ее транслировать? Или это станет ещё одним вкладом в ненависть к ним, которая последует за этим? Этот вопрос рядом с тобой постоянно, потому что, когда критикуют тебя, ты видишь как за (не)/обоснованной критикой приходят толпы тех, кто просто все это время ждал своего часа, чтобы пройтись по тебе катком. Все сливается воедино и ты ненавидишь всех. И боишься всех. А потом те же люди, которые прошлись по тебе или по другим, безопасно наблюдают со стороны, как активисты растравливают раны друг друга. А потом как они мучаются чувством вины. Или не мучаются, но не знают, как быть, потому что уже послезавтра им все равно торчать где-то рядом и по одну сторону, оборачиваясь с недоверием друг на друга.

К активистам часто относятся потребительски, мы сводимся до нашего функционала, нас дегуманизируют, а иногда мы дегуманизируем друг друга, переадресовывая свой гнев на тех, до кого он может дотянуться. Иногда мы просим прекратить к нам так относиться, но нам тут же напоминают, что это наш выбор. Наш свободный выбор. Не нравится - уходи, уезжай, меняй страну, ничего не делай.

Нам говорят, что мы пиаримся, что мы ищем выгод, что за нашими действиями стоит таинственный монструозный кукловод, потому что у нас самих нет сердца, нет мнения, нет убеждений. Нередко мы говорим это и друг другу. А иногда кто-то из активистов, действительно, совершает какой-то очень плохой или предательский поступок и тогда его поступок распространяется на всех других активистов. Ведь активисты - это по определению не оч живые, но "хорошие люди". И если кто-то из них плохой, то плохими и лицемерами становятся всё. Отсюда идут все эти репутационные страхи, которые живут и среди нас тоже: вдруг кто-то опять "дискредитирует феминизм"?

Для многих активисты как будто не имеют тела: мы не болеем, не отдыхаем, не спим, не выгораем, нам не больно. Мы, видимо, какие-то мультимедийные проекции, появляющиеся там, где нужны. Мы гаджеты, питающиеся электричеством, постоянно обновляющиеся, с удобным интерфейсом.

Часто у нас просто физически нет времени отстраниться и подумать, принять решение, остыть, отказаться от чего-то. В худшие времена все происходит очень быстро, решения надо принимать стремительно, потому что иногда от них могут зависеть жизни других людей. Если же наш активизм не связан напрямую со спасениями жизней (потому что это уже не активизм, а, например, профпомощь и правозащита), нас упрекнут и за это: ведь, как мы все знаем, где-то всегда есть "настоящий активизм", а есть наш. К тебе придут сотни людей и расскажут, чем тебе лучше заниматься и почему ты не заслуживаешь называться активисткой. Нас упрекают и за ссоры друг с другом, за разрывы союзов и за разногласия, которые неизбежны. Иногда они преодолимы, иногда - уже никогда.

А иногда тебя пиздят. Ногами, руками, дубинками. Караулят в подворотнях. Шлют угрозы на почту. Пишут комментарии, подробно разъясняющие, как это произойдет. Уходя из дома, ты насыпаешь кошкам побольше корма и наливаешь побольше воды, вдруг тебя сегодня схватят где-нибудь и домой ты не попадешь. Тебя сопровождает постоянная тревожность за друзей и близких. А потом ты смеёшься над собой - ну, не может же такого быть, что я кому-то нужен, наверняка, я все преувеличиваю. А потом на улице хватают твоего друга и ты идешь кормить его кота.

Ты боишься, что сольют твой адрес и телефон. И их сливают. Особенно если ты якобы неуязвимая и привилегированная "медийная активистка". Ты выходишь из дома, оглядываясь по сторонам, сжимая в руке ключ или перцовый баллончик.

Ты живёшь с постоянным чувством вины, которое поощряют многие окружающие. Недостаточно делаешь, вовлекаешься, не рассказала про это и это, не смогла сегодня прийти на пикеты, не успела написать очередной текст, не репостнула. Это одна из твоих уязвимостей - твое желание помогать. Ты живёшь и думаешь, как превратить это в силу.

Дорогая моя активист_ка, я не знаю, что бы мы без тебя делали. Что бы мы делали без всех вас - работающих эпизодически или ежедневно, находящихся под перекрёстными нападками со всех сторон. Помни, пожалуйста, о том, что вокруг есть и будет жизнь, хотя в это иногда ну очень сложно поверить. Что каждое твое действие имеет отсроченный результат. О том, что культура благодарности обязательно сменит культуру ненависти. Что ты можешь не быть активисткой. Это не стыдно. Стыдно стыдить тебя за это.

Каждое твое дело - большое.
Если ты сделала ошибку - это нормально и она не перечёркивает того, что ты делаешь.
Гнев неизбежен, как и ограничения, которые он может принести вместе с собой.
Бережная критика существует и скоро мы все научимся ее использовать.
Береги себя.
Я тоже постараюсь научиться беречь себя. И тебя.

Отстояла на митинге на демонстрации
Злая в сторону посольства русского
В красный рупор кричала: «Россия, россиюшка,
Как можешь ты сажать дочерей своих
За слова их, за рисунки, за активизм,
За мысли их, за любовь их, как можешь ты
Пытать и мучать детей своих, Россиюшка?»
Так и орала на русском до хрипоты,
Обливаясь потом праведным
Гнева гроздьми свисали волосы;
Охраняли ее погоны немецкие
Отгоняли от неё духов злонамеренных,
Ветер берлинский обдувал тела,
Липой цветущей щекотало нос.
Не бросал никто оземь ее, не хватал,
Не тащил в автозак, не наказывал,
Не смотрел волком, не хмурился,
Улыбались только менты симпатичные,
Улыбались только немцы из своих машин
Со спущенным верхом как в кино,
Палец большой показывали
Велосипедистки в белых одеждах загорелые,
Тем, кто кричали у врат в царство русское:
«Как ты можешь, Россия, россиюшка,
Сажать убивать дочерей своих
За слова их, за песни, за активизм,
За глаза их, за то, что родились женщиной,
как можешь ты
Пытать в подпольях детей своих, ох ты, россия, россиюшка?»
Злая кричала со слезой в глазах,
От ярости наливалась оранжевым,
Ногою бессильно топала,
А мимо шла жизнь немецкая,
И она пошла — пить кофе с пироженым,
А потом и бокальчик белого:
Что, россиюшка, ты с нами сделала
Что ты сделала?

Не хватают не бьют оземь на чужой земле,
Не пытают не запрещают любить на чужой земле,
Не запрещают говорить на чужой земле,
Не запрещают творить на чужой земле,
Безопасно ступаешь на чужой земле,
Забываешь про страх и бессилие,
Забываешь про ложь и насилие,
Пьёшь сраный кофе в чужой идиллии.
Мою память плохую простишь ли мне?
Память плохую простишь ли мне?

Я выбираю новые кеды
Моя Россия сидит в тюрьме
Я выбираюсь в бар пообедать
Моя Россия сидит в тюрьме

Выбираю миндальное молоко в чай
Мою Россию пытают в дежурной части
Выбираюсь на митинги покричать
Россия пытает Россию в дежурной части

Выбираю отпуск в другой стране
Моя Россия сидит в тюрьме
Память плохую простишь ли мне?
Моя Россия сидит в тюрьме

Выпусти, Россия, сестёр моих
Походить по земле и ещё пожить
Выпусти, Россия, дочерей своих
Походить по земле и ещё пожить

Из подвала, Россия, дочерей своих,
Из передач Малышевой и Малахова
Из патриархата патриархатного,
От бессилия бесстрашных дочерей своих
Освободи ты Россия россиюшка

Россия — это мужчина средних лет,
За пятьдесят, но ещё не дед,
У него плохо сходится рубашка на животе,
У него враги — фемки и госдеп,
В его фильмах женщины обнажены,
И он ест своё мясо из борща жены,

Россия ест своё мясо из борща жены.

Россия ест мясо своей жены.
Россия ест Россию.
Россия ест.

было около 23:35, девятое декабря, Samstag:
в туалете макдональдса вдруг начались месячные, на нулевом этаже
уже можно было бы и догадаться, когда сжалось в животе так,
будто не разожмется уже.

недавно в комментах мужчины обсуждали, как им пережить ЭТО время,
(ни разу не назвали, какое: слово, которого нельзя называть)
я, может быть, посмеюсь со всеми,
когда перестану охуевать.

это вам не 360 дождливых дней в питере
и даже не 380 в великобритании,
и как же вам, бедненьким, это вытерпеть?
(не подходить, не дышать, кидать шоколадки с расстояния,
и терпеть-терпеть...)
ну охуеть теперь.
я большой разъяренный зверь, и моя утроба
вызывает столько страха, столько отвращения вызывает кровь.
а быть разорванным изнутри не пробо-
вали? (даже иисус кровоточил всего шесть часов)

просыпаясь в ночи от боли гораздо большей, чем снится в снах,
я вспоминаю, как один мой муж стеснялся покупать тампакс,
будто они решат, что он для себя хаха как смешно или (сохрани аллах!)
решат, будто у него есть девушка? сестра? мама?

мне, может, вообще выйти, чтоб вам не мешать?
не стеснять стыдными смыслами? не пачкать кровать?
у меня всю жизнь был кошмар, что я просыпаюсь, и все в крови –
простыня, одеяло, руки, немного тело партнера,
недавно я проснулась – и все в крови,
я подумала: вот я и опозорилась, вот это и произошло, вот так не поперло.
пошла мыть простыни в раковине, отмыла, вроде бы,
но продолжала ощущать себя грязной, юродивой,
хотя в целом ничего страшного ведь такого,
но им стыдно даже назвать это нормальным словом:
ЭТИ ДНИ, говорят они
вот так и живешь всю жизнь на измене (ЭТИ ДНИ),
начнется – пиздец, не начнется – пиздец (ЭТИ ДНИ),
закончится навсегда – тоже пиздецово (ЭТИ ДНИ),
никогда не начнется – тоже, знаете ли.

а сейчас будет еще более душераздирающая история!
однажды я долго не могла вставить тампон в туалете на заводе, где работала
с 2009 по 2011, в кабинке было холодно, потому что зима, ничего не получалось.
ничего, кроме этого гребаного тампона, не было, и даже его я одолжила.
вообще ничего не было, пустота.
так и рыдала в кабинке над унитазом, потому что было больно и невозможно и холодно и непонятно, что делать дальше.
зато у меня хотя бы был тампон (говорят, пора переходить на менструальные чаши), а у кого-то и того нет в ЭТИ ДНИ

ЭТИ ДНИ
техасская резня бензопилой
водопад люцифера
ебучие гости из краснодара
на красном жигули
(вариации: лимузине)
революция
красная армия наступает
тётя ирма приехала
борщи закипают
маза раша блидс
подвал прорвало
технические работы
корабль дал течь
ВОТ И НАСТАЛ МЕНСТРЕЦ

Пожалуй, никогда не чувствовала большего облегчения,
Чем когда перестала ощущать себя просто объектом для чужого желания.
День, когда вернула свою сексуальность,
Оказался одним из самых важных.
Это - отвоёванная мной территория.
Я облокачиваюсь на стол,
Тяну к себе лежащую на нем карту.
Это теперь мое.
Мое!
Вся картография моего тела теперь - моя,
Все выступы, складочки и ложбинки,
И я могу приглашать кого хочу
Совершить со мной по нему прогулку.
Теперь я не в бесправном положении туземца,
Склоняющегося перед любым гордым колонизатором.
Я утверждаю саму себя,
Свою плоть,
Признаю ее,
Ее право на существование,
Ее право быть живой,
Учусь принимать ее во внимание,
Не превращать исключительно в удобный инструмент,
В самый главный гаджет на земле.
Теперь -
Я люблю тебя, мое тело,

Мое уверенное, сильное, сексуальное
Уязвимое, нежное, уставшее,
Я люблю тебя, теперь мы всегда будем вместе

+++

Солнечный свет
Рассекает мой живот,
Словно кесарево,
На полянке между смородиновыми кустами,
Где я лежу, раскинув брёвна ног.

Я чувствую себя,
Чувствую, как надрывно болит мой живот,
Крутятся кишки, словно липкие змеи.

Красные ягоды дрожат надо мной, раздобревшие от зноя,
Лопаются, и жаркий сок стекает
По веточкам и шершавым листьям.

Сок истекает и из моего живота
В высокую траву,
Образуя лужу, устье красной реки.

Мой живот, словно огромная раздобревшая ягода,
Накалился под солнцем
От поездки в душном автобусе,
От пути по нагретой бетонке до сада.

Месячные хлынули,
Словно дурные воспоминания,
Словно флешбэки,
Текут и текут, словно спешат пропитать все вокруг собой.

Я чувствую себя сестрой предстоящим мне кустам и деревьям,
Вижу, как они сочувственно склоняются надо мной,
Сами изнывая от горячих ягод,
Перемазанные их вязким соком.
Стремятся сохранить меня в тени, создать прохладу,
Сестренка моя смородина, сестра моя вишня.

Словно пронзённая утомительным жарким днём
Лежу в траве за маленьким серым домом.

От порыва ветра
Спелые ягоды градом падают на мое тело,
На обнаженный живот
Словно резиновые пульки.
От каждой начинается кровавый ручей.

+++

Это песня полевых лилий
Это песня полевых роз
Душистого шиповника
Малыша-нарцисса
Это песня полевого цикория

Люпина
Люцерны
Сурепки
Льнянки

В этот день все женщины хотели поделиться только одним:
Достало, достало, достало!

Я разворачиваю перед ним свои тяжелые лепестки
Мне это нелегко даётся
Говорит большая красная роза

Я открываю ему свое нежное сердце
Обнажаю вход в мое лоно
Отдаю своё роскошное тело

Не для того, чтобы он всего лишь эгоистично покопошился, и, весело жужжа, улетел

А я бы вновь осталась
Разверзнутая, развороченная, совсем одна
В пустом, холодеющем к ночи, звеняще-тихом августовском поле.

Эгоистичные, односторонние мужские встречи
«У тебя рыльце в пушку» - при встрече говорят ему такие же порхающие друзья

Шмель, перепачканный пыльцой, вываливается из цветка, точно пьяный
И, довольный и сытый, отправляется спать

Где ночуют насекомые? Есть ли у них дом?

В дуплах, земле, щелях, ульях
Утром просыпаются и летят добывать секс, как на работу
Это всего лишь секс - ничего личного
Ты можешь даже не реагировать
Сделать вид, что не замечаешь
Мне все равно

Изнасилования цветов насекомыми
Бутоны увядают раньше времени, потрясённые случившимся
У остроносой лилии головка завалилась набок
От пережитых потрясений она еле жива
А может быть, уже умерла.
Или умрет к ночи.

А ещё бывает так

Я чувствую себя огромным растением
Сильным и прекрасным
По чьему телу ползают какие-то муравьи
Микроскопические жучки
Пытаются трогать за шероховатости моих лепестков
Недоуменно дёргают за тычинки, теребят пестик
Пытаются понять, зачем это, к чему
Причиняя боль

Не умеющие ничего сделать мальчишки
Будто забрались в чужой сад
Место экспериментов - мое тело, мои чувства
Я вынуждена их терпеть

Словно распятая на своём стебле,
У всех на виду,
Посреди бескрайних просторов
Окрашенная в призывный алый цвет
Истекающая менструальной кровью
Больше никого не хочу видеть
Хочу отрастить шипы
Чтобы колоть всех дураков прямо в нос

Настоящая любовь и секс в равенстве
В стремлении равного к равному
Во взаимодействии
Лепестки уподобляются налившимся кровью губам
Роса слегка увлажнит их в ожидании утра

Это мечта

Цикорий, люпин, люцерна, сурепка, льнянка
В долгожданном одиночестве ночи, с содроганием встречают наступающий день
Кто ещё остался неохваченным? Это же стыдно!
Тебе не повезло, ты просто нежеланна
Роза, что ты кричишь и бьешься в конвульсиях, мы почти все прошли через это
Не истери

У нас есть одна странная легенда
Точнее, даже просто какой то обрывок
Вдохновляющей сказки,
Осколок красного леденца,

Нескольких только непонятных фраз
Дающих каплю надежды в особо сумрачные дни
Мы верим
И повторяем, не вполне понимая, о чем это:

Когда все поле откажется принимать залетных гастролёров -

Две розы сольются губами

И в закатном небе над полем прокатится оглушительный оргазм

(А это обязательно случится, как там, в заповедных горных лугах
Настолько далеких, что их может и вовсе на свете нет)

+++

Щас не волнуйся. Только ты заснешь,
Я раскрываю маленький цветок,
Прожилки губ с прожилками на розе
Сливаются в один бездонный цвет.

Я наблюдаю: светлый потолок;
Свисает люстра: мертвый сталагмит,
С застывшим кончиком, извилистым, как дрель,
- Нацеленным на стол, где ты лежишь.

Расплывшиеся мокрые как шляпки
Во время ливня собранных грибов

Стирают губы махом влагу с чашки,
И, коромыслом наклоняясь, кто-то пьет.

+++

Немолодое, не юное тело имеет свою несомненную прелесть
И очарование.
Словно распустившийся красноватый тюльпан
Со слегка загнутыми лепестками.
На него наносится карта жизни его обладательницы,
Словно сеть пересекающихся дорог, железнодорожных путей, населенных пунктов
На девственную землю.
Тело обживаешь,
Как незнакомый город
(или временной отрезок).
Вот он еще новый, и ничего тебе не говорит,
Ни уму, ни сердцу.
А вот уже густо покрылся ностальгической сеткой
Личной мифологии и воспоминаний.
И, проезжая мимо на дребезжащем весеннем трамвае,
Вспоминаешь, что здесь, на этом углу вы с кем-то целовались
Перед большим путешествием,
А потом кого-то встречали.
Здесь, в кафе, сидели с такими-то,
Слушали музыку,
А потом случилось то-то и то-то,
Разделившее жизнь на до и после.

Раздеваясь вечером,
Видишь в зеркале ту же ностальгическую сетку
На собственном теле.
Рубцы личной истории,
Свою биографию.

Разглядывая шрамы, вспоминаешь, что сопутствовало их появлению,
Невольно припоминаешь слова и прикосновения.
С годами растет число родинок на теле,
Они словно акцентируют ранее обезличенные области,
Делают их значимыми и особыми.
Пока мне нравятся следы возраста на своем теле.
Они словно показывают, что я – это я.
С ними оно словно проступает в реальность,
Становится более настоящим.
Идеальная подростковая кожа
Была слишком белой и гладкой,
Ее сложно было осознать собой,
А не болванкой, моделью, основой для будущей жизни
И тела.
Которое будет проходить через испытания,
Преодолевая болезни, роды, само время,
Шагать сквозь годы, бьющие в лицо, словно холодный душ
Или ночь четырех ненастий.

Я люблю покраснения, выступающие сосудики, прыщики, следы ногтей, носков, тугого белья,
одежды, страстных поцелуев, царапины от кошек
На себе и других людях.
Их интересно рассматривать.

Они много рассказывают о прошлых днях,
Призывают быть мягче к человеку,
Такому уязвимому, но тем более сильному и прекрасному.
Мне кажется, они возвращают нас в реальное время,
Осознание настоящего момента.
Вот мы. Да, мы меняемся,
Наше время идет, что ж.
И у любимой подруги,
Почти сестры,
При смехе у рта вдруг прорезается
Острая вертикальная морщинка,
Такой штришок времени,
Пока на долю секунды.

Время заштриховывает нас,
Пока совсем не исчезаем с картинки.

+++

Тело расслабляется и выступает за скобки.
Горячая разморенная плоть, зацелованная солнцем.
Томное, тёплое, ласковое,
Растягивается на пляже в неге лета,
Наливается зноем,
Хочет распасться от удовольствия.

Любимое тело,
Пышные бёдра
С трогательной апельсиновой корочкой,

Белые кисти рук, сцепленные в замок,
Словно головки воркующих птиц,
Жаркая смятенная вагина, скрытая гладкой тканью плавок.

Как большинство интеллигенток,
Я склонна забивать на тело и плоть.
Спорт - это немного низкая и душная вещь,
Повторяли мы за взрослыми в юности.
Видимо наслаждаться своим телом - некрасиво,
Секс - то, о чем не говорят,
Мастурбация - недопустима,
Чрезмерно оголять, особенно зрелое тело - неуместно.

На мое тело наложено множество рамок,
Но оно словно море,
Словно вода,
Постоянно стремится выйти из берегов.
Словно сладкое варенье, переливается за края миски.

И вот - тот день, когда душная, пахнущая летним потом плоть захватывает все вокруг.
Мы лежим на пляже,
Среди бесчисленного количества других тел,
Других ляжек, бёдер, плеч, грудей.
В раскалённой от солнца комнате занимаемся сексом.
Кажется, что тело заполонило весь разум,
Что кроме него не осталось ничего.
Разморенного, словно южные фрукты,
Брызжущие мутным липким соком

Любви и желания.

Сегодня мое тело ожило,
Ноги больше не гудят, словно к лодыжкам
Прикованы тяжелые гири,
Голова не взрывается цветком мучительной боли,
Не ноет шея.
Оно наконец поспело,
Стало сочным и румяным.
Я любуюсь им,
Учусь вновь чувствовать радость от прикосновений.

Мое тело - самое сексуальное на свете.
По крайней мере, сейчас я не могу думать о нем иначе.
Каждое счастливое тело - самое сексуальное на земле.
Городское тело редко бывает счастливо,
Оно тоскует весь год,
Спит в томительной депрессии,
Смотрит, закутанное, в окно
На грязный снег,
Которым даже не обтереться.
Оно не привыкло розоветь от прикосновений
Его искристого подмосковного собрата.

Девять месяцев в году
Тело проводит почти в отчаянии.
Краткий секс
И редкий спорт -
Вот все радости, которые у него есть.

Целыми днями оно сидит и стоит,
Целыми ночами оно лежит.
Скучная жизнь, не так ли?

Я все время нет-нет,
И стремлюсь забить на тело.
Забываю, что оно живое,
Словно колючие розы и легкие птицы,
Превращаю ещё в один
Бесперебойно работающий электроприбор.

А ведь, если подумать, мы старые подруги.
Знакомы с рождения, уже больше тридцати лет.
На самом деле, очень крепко дружим.
Помогаем друг другу.
Хотя частенько связь распадается,
И мы практически не общаемся.
Но все равно продолжаем жить бок о бок,
Как родственницы,
Поневоле.

Попадали в такие передряги вместе,
Что жутко вспомнить.

Так классно купались
В таком волшебном пенистом море.

Такие неразлучницы,
Что уже словно сёстры,

Что уже сливаемся в одно,

Я - и мое те-ло

***
Однажды цветам надоели неуклюжие приставания насекомых.
Их грубые усики, щекочущие их внутренности
Душистые розовые зевы наперстянки
Разинутые утробы лилий
И вообще, растениям надоело быть всегда и на все готовыми
Не мочь никак повлиять на происходящие процессы.
Они решили не распускаться до конца.
Остаться в вечных прекрасных полубутонах юности.
Щетина щекочущего шмеля
Скребёт мой нежный лепесток,
Словно совершается аборт
А не оплодотворение
Пчела маленькими лапками
Старательно доит мои тычинки
И улетает восвояси, даже не осознавая, что делает
Она живет во славу великой матки
Что таится там, в сверкающих влажных недрах улья
В мёде и молоке
На опушке леса
Это поле цветёт последнее лето
Говорят насекомые
Без нас вы не сможете больше распускать свои прекрасные красочные зевы
А в полузакрытый бутон я никак не могу пролезть, пусти! Не отбивайся!

Впрочем, у нас остаётся еще надежда на корни
Которые крепко держат нас в земле
Они наполнены силой и влагой, и не собираются умирать
Да и стебель наш довольно уверен
Ещё мы много слышали про самооплодотворение
Некоторые говорят, что нужно было давно послать насекомых
Для которых наша любовь — только побочный продукт, а самим лишь бы пожрать
Для которых наша любовь — просто пыльца на ботинках, которую они таскают от одной женщины
к другой
Говорят, в далеких тёплых странах цветы общаются исключительно друг с другом
Растут рядом, и цветут куда пышнее и ярче, чем здесь
Это песня полевых лилий
Это песня полевых роз
Это песня полевых маков
Песня ромашки
Наперстянки
Таволги,
седой всклокоченной головы,
Незаметных зелёных травинок, приминаемых ногой
Я слышала ее вчера, когда возвращалась домой на закате от своего любовника
Который вновь был нетерпелив и быстр
И как будто бы даже равнодушен
Милые мои цветочки, давайте улетим в те самые тёплые края, о которых вы поёте, вместе
Давайте улетим

+++

Мы сидим
Под дачным летним солнцем,

В густом кусте шиповника.
Вокруг в тёплом воздухе лета колеблются созревшие, красные, раздражённые ягоды
Среди обнаженных колючек, тугих бутонов
Распускаются юные розы.
На твоё лицо падает синяя тень.
Нежные руки
Спину колят веточки
И шершавый подмосковный песок
Нежные пальцы
Пронзают пушистую розу
Она затрепетала, так радостно и смущенно
От толчка заливается радостными слезами
Густыми, словно сосновая смола.
Заплаканная, смотришь исподлобья, постепенно успокаиваясь
Встрепанная, трепещущая, живая
Со светящимися в полдневном подмосковном солнце волосами
Кожа твоих щёк бледно-розовая
Ты - мой дачный шиповник
Обнимаемся в тишине обалдевшего сада
Наклоняешься к розе, пушистой и юной
Ее запах заполняет весь куст,
Сладкий, бесконечно желанный
Твоя точёная длинная шея выгибается
И нагнувшись, ты целуешь ее прямо в губы.

молодая женщина в метро
заслоняет от меня своего ребенка
не смотри говорит не смотри
приставляет ладонь словно шору
не смотри на него мой козленочек
вдруг ты сам таким станешь
все люди с цветными волосами пидоры
вам говорят что это неправда
что есть маскулинные геи
истинные защитники охуевшего в жопу отечества
со стальными бицепсами
не курящие марихуану
но послушайте это неправда
это продукт западной пропаганды
призванной сбить вас с пути
истинно говорю вам
все с цветными волосами пидоры
яркие девушки любят пизду
синеволосые мальчики ебутся друг с другом
мы не маргиналы и следим за здоровьем
говорит переодетый в тётку мужик
из локального транс сообщества
с хуевым как водится макияжем
блондинистым париком тремя высшими
образованиями
но послушайте это неправда
я читаю это обдолбанным
на трезвую голову в жизни
не додумаешься критиковать ваши скрепы
лезть в ваши традиционные семьи
тыкать хуем в гниль и тухлятину
здесь вообще невозможно без трипа
каждый вечер я обессиленный
прихожу домой после этой войны
повезло - не избитый свідомой фашней
снимаю ботинки и распускаю волосы
обнимаю себя
падаю на диван перебирая перед сном
словно фотокарточки в маленьком альбоме
образы своих возлюбленных
засекреченных суперагентов
не выживших в квир-революции

когда меня в первый раз раздели
я лежала на разложенном диване
такая смелая
я уже прошла все остальные инициации кроме пенетрации

когда все кончилось я была удивленна
ведь меня учили платить за удовольствие болью ведром крови
какая любовь без жертвы
женская судьба платить втридорога
за окном была метель
рассеянная в хлопьях снега желтизна фонарей признаться, тот день запомнился мне больше экзаменом по римской литературе
хотя я предпочитаю сенеке эпикура
так бывает с ритуалами
я ожидала
что из меня родится что-то новое
в сосновой роще цикада вылупляется
и теперь готовая к спариванию кричит на весь мир
я оставила своё старое тело на том диване но предпочла бы уйти в лес
с ножом и копьем наперевес
вены полные страха
готовая не вернуться, дикая, косматая

вместо охоты меня приручали к чужим рукам,
к чужому желанию
для иммунитета как капельку яда
я выпивала голодные взгляды
и холодные слова

на этом диване я искала противоядие мы грелись под одеялом в объятьях
и за окном желтело
в щели в окне дул ветер
и я понимала, что он уже меня обманул
одна умная женщина сказала
there are many dangerous things that may take place in a bed
я говорила в ответ
диван куда безопасней
прошло много лет пока я не поняла что я все еще с ножом в лесу
мне больше не страшно
и я несу домой в добычу
саму себя

Подруга
по-другому поговорить не получается
так случается
когда тебе 30
поэтому представим что ты - это я
и я - это я
а я
была тебе плохой подругой
послушай
я не прошу у тебя прощений
но хочется просто быть лучше подругой другим
и тебе
и себе тоже желательно
это наверно обязательно
чтобы быть лучше для тебя
быть подругой себе
У меня теперь лучше получается
теперь за собой реже замечается
хлыст зависти
или пренебрежение
снисхождения
моё доминантное положение
мне уже не так интересно
теперь мне легче переносить твои успехи
и не быть им помехой
иногда даже ловлю себя на искренней радости
за тебя
хотя без гадостей тоже нельзя
иногда я смотрю на тебя и мне стыдно что это не моя книга
не мой дебютный бой
не мой первый альбом
не моя фотография
где я выгляжу такой худой
Тогда я слышу внутри голос:
постой
это ведь так здорово
что другая смогла
и сама
пусть тебе кажется
что в мире хватит места
и внимания
и страдания от чрезмерного успеха только на одну из нас за раз
но на самом деле
она фонариком осветила тебе тропинку
и понемногу ты тоже туда идешь
и может даже половинку
уже прошла
раз в этот раз в себе нашла
вместо стыда
только благодарность
и иногда
даже пишешь стихотворение
про то как быть лучшей подругой

Двенадцать лет назад, теплым летом,
мы валялись в траве пьяным валетом
с одной панк-дивой -
прекрасной как рассвет над озером;
и словно бульдозером
по моим убеждениям прошла одна её фраза:
мол наша сексуальность - это вызов обществу,
этому высокомерному Высочеству
Толпе;
в душе
я хотела ещё больше свободы:
нет: поджигать, разжигать и разбивать оковы
я не боялась тогда
и не боюсь сейчас;
но оковы в собственной голове - это я была пас,
считая, конечно же, себя некрасивой
последние двадцать лет;
и хоть революция занимала все мои мысли, но, нет-нет,
да появлялась зазноба,
прекрасная как рассвет над озером,
с таким норовом,
что я забывала обо всём;


и вот мы валялись в траве пьяным валетом вдвоём
и эта волшебная дива рассказывала,
что сексуальность - наша и точка. и больше ничья.
а попытки нас заклеймить со стороны ханжей и воронья -
это просто страх за неподконтрольных и свободных девиц
которым не сдался ни бог, ни господин и не принц;
которые влюбляются друг в друга,
в собственную идею свободы и красоты,
и не боятся ни одиночества, ни пустоты,
которые могут напиться летним утром,
не испытывая и капли стыда;

эта моя молодость, мои правила, моя жизнь
и больше - ничья.

Уважаемый господин N,
примите это письмо:
Наша команда попала в плен
(*ваш);
Замерзаем, но пока спасает вино;

Мы ушли в городские леса,
в надежде спастись от чумы;
Третьего дня мы брели куда глядели глаза -
подальше от звуков войны;

Господин N, присяга уже не чем -
Мы дети трущоб нулевых;
Вам наплевать - умрём так умрём
Две даты на камне - и штрих.

Мы бежали под пули вечерних газет,
Умирали, дойдя до черты;
Мы несли перед гробом свой же портрет,
Хоронили свои же мечты.

Господин N, не в укор, но всё же -
Вы проебали страну:
продажные судьи, погромы, аресты, Донецк и Беслан,
нас тянут камнем ко дну.

Нам грызть бы конфеты, побыть бы детьми;
а вам - остаться людьми;
но мы на скамье подсудимых ждём сухарей
на сроки “от трёх до семи”.

Да, Господин N, я призываю бунт -
Виновна по всем частям;
Не беспокойтесь - полкИ (*ваших) Иуд
За Вас нам отомстят.

Господин N, нам пора уходить на расстрел,
а вам доставят это письмо о судьбе;

Я смотрю на солдата. Он белеет как мел.
Ружьё стреляет. Само по себе.

***


Все на пределе, не слышно курантов,
Кто-то готовит дубинки, точит отвертки, заряжает ружьё;
Полиция мечется среди демонстрантов;
Я надеваю кружевное бельё.

Ходят слухи, запасов еды осталось на месяц,
Новости врут, количество недовольных растёт;
Официально началась борьба с Мракобесьем;
Я добавляю в бокал лёд.

Горят улицы, съезд опубликовал резолюцию,
По темпам падения экономика пробивает дно;
Говорят, вышел новый фильм про коррупцию;
Я открываю вино.

Невзрачные люди вещают с трибуны,
Президент со свитой укрылись в катакомбах Кремля;
На улицах красно-чёрные флаги, иконы и руны;
У меня в табаке конопля.

Всё в полном хаосе, ОМОН занял главную площадь,
Протестующие телебашню штурмом берут;
Самосожжение мутит местный бездомный святоша;
Я обнажаю грудь.

Ты раздеваешься, окна все наглухо,
Я обвиваю ногами в тонких чулках твой крепкий таз;
И шепчу с придыханием на ухо:
«Поджигай - это приказ».

***

мальчик, не говори со мной о политике:
не обсуждай дела Навального,
не цитируй Лимонова;

мальчик, давай познакомимся с тобой
не на митинге
без речей очередного умалишенного,

и без кричащей толпы, госдепа, полиции,
и без политзаключенных и разговоров о Путине;

мы знаем все оппозиционные фамилии,
но не помним когда целовались
и просто катались на скутере.

мальчик, давай сходим в кино,
а не на
Маяковские;
и о любви только
в Твиттере будем писать;

давай вечером пить на крыше вина
бургонские
и не в СИЗО по ночам пропадать,
но тащить друг друга в кровать.

мальчик, сделай комплимент
моей новой стрижке,
отметь удачно выбранный наряд…

я размечталась -
мы не знаем
как кончится вечер,
как лягут все фишки;

но надеюсь, что после пикета
нас
не заберут
в автозак.