ДЕТСТВО ЮЛИИ ЦВЕТКОВОЙ
Лихие 90-е
Юля родилась в лихие 90-е. Ее папе не платили зарплату полтора года. Не было денег даже на пелёнки. Это было время свободы. Каждый выживал сам как мог, и, возможно, сейчас в эту историю полезло бы государство, а тогда всем было все равно. Мы жили в маленьком посёлке, на самом его краю. Дальше был только лес с волками и перепелками, грибами и ягодами. Дом был новый: только стены, и денег покупать мебель не было. В нашем посёлке не было телефона. Мне скорую пять часов вызывали. Когда родилась Юля, ей поставили нежизнеспособность и ДЦП, рекомендовали сдать в дом малютки и родить ещё. Сначала мы очень испугались, а потом поняли, что можно решить многие проблемы. Мы сразу отказались от традиционной медицины. Муж был за. Не было сомнений, что мы справимся. Когда Юле было 9 лет, ее папа пропал без вести. Дальше мы жили вдвоем.
Наш дом был для ребёнка
Был большой стадион, много подушек, стены были обклеены картинками, строились разные домики, посредине, вместо батута стояла шина. Долго шло только грудное вскармливание. Когда Юля стала старше, никогда не заставляли её есть то, что она не любит, вся семья ела то, что ест Юля, я сказала, что готовить отдельно не буду.
Всю одежду я шила и вязала сама, придумывал удобные застежка, липучки. Сначала ткань давали Юле потрогать, поиграть, и только после этого что-то с ней делали. Если находили удобную форму одежды, делали по ней много комплектов разного цвета. Например, чтобы не мучиться с вылезающими из за пояса кофтами, я шила купальники. Их было очень много, разных цветов из разных тканей. Когда Юля что-то просила купить, мы говорили: нарисуй - и мы сами сделаем. Очень много одежды лет с двух делала сама Юля, понятно, что под моим контролем.
Всю одежду я шила и вязала сама, придумывал удобные застежка, липучки. Сначала ткань давали Юле потрогать, поиграть, и только после этого что-то с ней делали. Если находили удобную форму одежды, делали по ней много комплектов разного цвета. Например, чтобы не мучиться с вылезающими из за пояса кофтами, я шила купальники. Их было очень много, разных цветов из разных тканей. Когда Юля что-то просила купить, мы говорили: нарисуй - и мы сами сделаем. Очень много одежды лет с двух делала сама Юля, понятно, что под моим контролем.
За воспитание и развитие Юли я взяла всю ответственность на себя
С 4 месяцев шли регулярные занятия. Я писала себе расписание на каждый день. Обязательно английский (аудиокассеты), обязательно рисование в разных видах, чтение вслух, конструирование, разное лазанье, готовка еды.... У нас в доме сразу был компьютер, и мы смотрели разные диски с обучающими программами. С компьютером был связан бизнес Юлиного папы. Я почти все игрушки шила сама или лепила. Если мы покупали что-то, то это были дорогие, настоящие, фирменные игрушки, и тогда к ним шились разные комплекты одежды, создавалась еда.
У нас рано появилась камера. Мы снимали фильмы про природу: как стрекоза вылезает из водоёма и сушит свои крылья, как из куколки появляется бабочка, жизнь лягушек. Мы много гуляли в лесу, там было не страшно. Уходили на карьеры, плавали там. Юля научилась плавать в 2 месяца и плавала всегда. На карьерах мы могли выкопать со дна глину, что-то из неё слепить и потом вернуться и покрасить.
У Юли было две няни. Им было по 11 лет. Мне надо было время шить, вязать, и я договорилась с девчонками. Они приходили к нам домой, читали Юле, играли с ней. Посёлок «Дружба» в это время был местом бесхозных детей, родители зарабатывали, дети были без надзора. Я понимала, чтобы расти, нужен социум. Все равно я сидела с Юлей и все равно что-то делала, поэтому дети стали приходить к нам домой играть и лазить на стадионе. Когда мы шли в лес, я брала всех, кто хочет, с собой. Юля в свои 1-3 года росла среди детей от 7 до 13 лет. Мы ходили по мастерским художников, в закулисье Театров Кукол и Драмы. На Юле я научилась разным штукам. Учить её было сложно, почти никто из учителей не справлялся с её сильным характером, поэтому всему нужно было учить её мне.
У нас рано появилась камера. Мы снимали фильмы про природу: как стрекоза вылезает из водоёма и сушит свои крылья, как из куколки появляется бабочка, жизнь лягушек. Мы много гуляли в лесу, там было не страшно. Уходили на карьеры, плавали там. Юля научилась плавать в 2 месяца и плавала всегда. На карьерах мы могли выкопать со дна глину, что-то из неё слепить и потом вернуться и покрасить.
У Юли было две няни. Им было по 11 лет. Мне надо было время шить, вязать, и я договорилась с девчонками. Они приходили к нам домой, читали Юле, играли с ней. Посёлок «Дружба» в это время был местом бесхозных детей, родители зарабатывали, дети были без надзора. Я понимала, чтобы расти, нужен социум. Все равно я сидела с Юлей и все равно что-то делала, поэтому дети стали приходить к нам домой играть и лазить на стадионе. Когда мы шли в лес, я брала всех, кто хочет, с собой. Юля в свои 1-3 года росла среди детей от 7 до 13 лет. Мы ходили по мастерским художников, в закулисье Театров Кукол и Драмы. На Юле я научилась разным штукам. Учить её было сложно, почти никто из учителей не справлялся с её сильным характером, поэтому всему нужно было учить её мне.
АННА ХОДЫРЕВА
Мама Юлии Цветковой, администраторка активисткого молодежного театра «Мерак»
Я родилась в семье, где нельзя было говорить про дворянские корни. Все боялись, но моя мама все время водила меня на разные спектакли, учила писать красиво, рисовать. Потом я поняла, что это было классическое дворянское воспитание. Каждый год в нашем городе была Театральная Весна. Мне нравились спектакли одного народного театра.
Когда мне было 14, мама сказала, что в этот театр объявлен набор, и предложила мне пойти, а также рассказала, что руководит театром актёр Драмтеатра Михаил Салес. Живёт он в доме, где находится мамин детский сад, и его ребёнок к ней в сад не совсем законно ходит, то есть сад ведомственный, но мама взяла ребёнка, так как любила театр и его актёров. Я пришла. Там была большая толпа людей, все взрослые. Меня спросили, кто я, что делаю, и отказались брать, так как я маленькая. Тогда я вернула козырную карту про маму и была взята по блату тоже. Так я попала в волшебное царство взрослых, умных людей, интересных встреч и ночных репетиций. Маме не нравилось, что я хожу по ночам, но духом я была сильней и её уговорила. Было одно условие: во сколько бы я ни пришла с репетиции, в 5 утра я должна встать без нытья и идти мыть пол в соседнее общежитие. Мы жили без отца, денег не хватало, и это был дополнительный заработок. Я соблюдала условие - и мама не трогала мои репетиции.
Когда мне исполнилось 18, я не понимала, чего хочу. Я училась в педагогическом училище. Там были полицейские условия, и посреди года я оттуда ушла. Закончила 10 классов в школе рабочей молодёжи. Очень смешное место. Я не понимала, что делать дальше. Тут случились подряд несколько событий. Режиссёр Салес неожиданно стал главным режиссёром Драмтеатра. Здание театра поставили на капитальный ремонт, и театр должен был поехать на гастроли во Владивосток. Режиссёр собирал новую молодую команду, много моих друзей пришли к нему работать в драму, и мне захотелось тоже. Образования у меня не было - и я стала помощницей режиссера. Началась перестройка. В театре стали ставить запрещённые раньше пьесы. Три года это была моя большая семья. Мы переезжали из города в город, показывали спектакли, репетировали. Потом: общая очередь в пижаме в туалет сближает. Когда ты ешь у кого-нибудь пельмени из чайника, это сближает тоже. Так что у меня был очень необычный опыт. Я была бродягой и искала приключения, а театр дал мне это. Через три года здание достроили, театр вернулся домой. Режиссёр наш заматерел. Новаторство ушло - и я сама ушла. Видимо, моя натура отторгает все казённое.
Мне не нравилось разделение на белых и чёрных. Актеры были привилегированным классом. Техники - рабами. Даже на гастролях это ощущалось: актёры едут на закрытый пляж, едут в купе. Мне не казалось, что это справедливо. Мне было непонятно, кто измеряет ценность людей. Когда мы вернулись в город, после трехлетних гастролей, это разделение усилилось. Режиссёр наш был из репрессированных. Его гнобили всю жизнь, и у него была чуть-чуть паранойя на преследование, обиды. Сейчас я его понимаю, тогда мне было странно, когда устраивали большие собрания из-за того, что кто-то с кем-то не поздоровался.
Когда мне было 14, мама сказала, что в этот театр объявлен набор, и предложила мне пойти, а также рассказала, что руководит театром актёр Драмтеатра Михаил Салес. Живёт он в доме, где находится мамин детский сад, и его ребёнок к ней в сад не совсем законно ходит, то есть сад ведомственный, но мама взяла ребёнка, так как любила театр и его актёров. Я пришла. Там была большая толпа людей, все взрослые. Меня спросили, кто я, что делаю, и отказались брать, так как я маленькая. Тогда я вернула козырную карту про маму и была взята по блату тоже. Так я попала в волшебное царство взрослых, умных людей, интересных встреч и ночных репетиций. Маме не нравилось, что я хожу по ночам, но духом я была сильней и её уговорила. Было одно условие: во сколько бы я ни пришла с репетиции, в 5 утра я должна встать без нытья и идти мыть пол в соседнее общежитие. Мы жили без отца, денег не хватало, и это был дополнительный заработок. Я соблюдала условие - и мама не трогала мои репетиции.
Когда мне исполнилось 18, я не понимала, чего хочу. Я училась в педагогическом училище. Там были полицейские условия, и посреди года я оттуда ушла. Закончила 10 классов в школе рабочей молодёжи. Очень смешное место. Я не понимала, что делать дальше. Тут случились подряд несколько событий. Режиссёр Салес неожиданно стал главным режиссёром Драмтеатра. Здание театра поставили на капитальный ремонт, и театр должен был поехать на гастроли во Владивосток. Режиссёр собирал новую молодую команду, много моих друзей пришли к нему работать в драму, и мне захотелось тоже. Образования у меня не было - и я стала помощницей режиссера. Началась перестройка. В театре стали ставить запрещённые раньше пьесы. Три года это была моя большая семья. Мы переезжали из города в город, показывали спектакли, репетировали. Потом: общая очередь в пижаме в туалет сближает. Когда ты ешь у кого-нибудь пельмени из чайника, это сближает тоже. Так что у меня был очень необычный опыт. Я была бродягой и искала приключения, а театр дал мне это. Через три года здание достроили, театр вернулся домой. Режиссёр наш заматерел. Новаторство ушло - и я сама ушла. Видимо, моя натура отторгает все казённое.
Мне не нравилось разделение на белых и чёрных. Актеры были привилегированным классом. Техники - рабами. Даже на гастролях это ощущалось: актёры едут на закрытый пляж, едут в купе. Мне не казалось, что это справедливо. Мне было непонятно, кто измеряет ценность людей. Когда мы вернулись в город, после трехлетних гастролей, это разделение усилилось. Режиссёр наш был из репрессированных. Его гнобили всю жизнь, и у него была чуть-чуть паранойя на преследование, обиды. Сейчас я его понимаю, тогда мне было странно, когда устраивали большие собрания из-за того, что кто-то с кем-то не поздоровался.
ЮЛЯ И ТЕАТР
Я люблю произведение Сомерсета Моэма «Театр».
Там сказано, что вся жизнь - театр. Театр - это и есть истинная жизнь.
Анна Ходырева
Меня случайно, по знакомству привели в Дом Культуры, где я проработала 21 год. Я дала единственное объявление в газете, набрался народ на 3-4 группы. Очень быстро пришло понимание, что просто рисование мне не интересно: ну нарисуешь ты 20 цветочков - и что. Я люблю историю, разные науки, и появилась концепция энциклопедические знания через рисование. Я собирала разные сведения: про космос, происхождение динозавров, Египет, Шумер, Вавилон, мифы Греции... Училась говорить образно и понятно, не как в школе, делала разные пособия. Очень быстро появился родительский костяк: мамы, которые хотели для детей хорошие знания и не хотели детский сад. У наших детей появились пение, аэробика, плаванье, французский, английский, театр как кружок и рисование как способ познать мир. Кормили детей мы в кафе - договорились об обедах - и так было наверное года два. Думаю, нам всем было сложно в Комсомольске и мы общими усилиями создавали мир, в котором есть любовь и приключения, есть дела и социальная польза. Я работала, когда не было других занятий. Юля работала со мной. Три часа рисовать в 4 года сложно, и поэтому я отпускал её бродить по ДК и забираться в зал за сцену. Юля нашла сама таких же детей и тусила с ними.
Мы не занимались театром специально. Мы просто ставили мифы древней Греции, чтобы лучше их запомнить, или играли космическую зарядку. Лет с 4 во время праздников Юлю просили поиграть с детьми в соседнем кабинете, чтобы дать взрослым тихо посидеть. Лет с 6 во время таких посиделок Юля стала ставить спектакли. Дети репетировали, мы разговаривали. Потом Юля всех звала. Мы приходили, смотрели спектакль, хвалили и уходили к себе в кабинет, а Юля ставила новую постановку.
Театр как кружок с другим преподавателем был самым классическим. С играми на память и внимание и распределением ролей. Юля ходила туда лет 5. Не могу сказать, что жалею об этом, но сейчас она это место не помнит. Значит, там не очень хорошо было.
Я пыталась совместить школу и жизнь, видела суперпамять и скорость обучения Юли. Я думала о карьере дипломата с обучением в МГИМО. Мне пришлось пройти большой путь от требований блестящей учёбы до разрешения сначала редко ходить в школу, потом совсем её бросить в 15 лет.
В 15 лет Юля занялась танцами и японским профессионально. В 17 я отправила её в Москву, там появился паркур. Дальше Лондон и много путешествий. Почти полная изоляция от госучреждений и большое доверие с моей стороны, разрешение делать взрослые проекты, 8 языков почти параллельно, насыщенная среда: в конечном итоге жизнь победила. Сейчас я вижу, что жизнь помогает Юле выживать в этой истории.
Мы не занимались театром специально. Мы просто ставили мифы древней Греции, чтобы лучше их запомнить, или играли космическую зарядку. Лет с 4 во время праздников Юлю просили поиграть с детьми в соседнем кабинете, чтобы дать взрослым тихо посидеть. Лет с 6 во время таких посиделок Юля стала ставить спектакли. Дети репетировали, мы разговаривали. Потом Юля всех звала. Мы приходили, смотрели спектакль, хвалили и уходили к себе в кабинет, а Юля ставила новую постановку.
Театр как кружок с другим преподавателем был самым классическим. С играми на память и внимание и распределением ролей. Юля ходила туда лет 5. Не могу сказать, что жалею об этом, но сейчас она это место не помнит. Значит, там не очень хорошо было.
Я пыталась совместить школу и жизнь, видела суперпамять и скорость обучения Юли. Я думала о карьере дипломата с обучением в МГИМО. Мне пришлось пройти большой путь от требований блестящей учёбы до разрешения сначала редко ходить в школу, потом совсем её бросить в 15 лет.
В 15 лет Юля занялась танцами и японским профессионально. В 17 я отправила её в Москву, там появился паркур. Дальше Лондон и много путешествий. Почти полная изоляция от госучреждений и большое доверие с моей стороны, разрешение делать взрослые проекты, 8 языков почти параллельно, насыщенная среда: в конечном итоге жизнь победила. Сейчас я вижу, что жизнь помогает Юле выживать в этой истории.
ЧИТАЙТЕ ДАЛЕЕ: