Моя бабушка Валентина Николаевна, которую мы иногда звали графиней за девичью фамилию Орлова, бережно относилась к жизни, к людям и к памятным и эстетически красивым вещам. Именно поэтому, перебирая шкаф после Её ухода, я сразу поняла, что нашла не простую коробочку среди накрахмаленных простыней. Старая картонная упаковка не была наполнена драгоценностями (их давно украли мошенницы, сыгравшие на доверии), но чувства соприкосновения с настоящим сокровищем наполняло меня вместе с разлившимся запахом “Красной Москвы”. Кружевные и расшитые, шёлковые и нейлоновые платочки хрустели невинной нетронутостью и бережным хранением, молча задавая вопросы о своём историческом месседже.
Один мне показался знакомым - это был свадебный седой послевоенный старожил. Другие, поскромнее, выдавали своё более позднее советское и перестроечное происхождение. Но был и тот, который хотелось назвать квирным: он выбивался пестротой и пафосной современностью среди этой старины, казался одновременно “оригиналом” и “подделкой”, “дорогим заграничным” и “дешевым китайским” сувениром, изображающим достопримечательности вокруг памятной печати:“Mon passage a Paris”.
Именно этот платок стал картой моего исследовательского пассажа.
Алевтина (“отражающая”, “сильная”, “скитающиеся”, “натирающаяся благовониями”) - так звали старшую и, пожалуй, самую незнакомую из всех сестёр. Воспоминания ограничивались тем, что бабушка видела ее в осознанном возрасте только на своей свадьбе, а вскоре после этого Али не стало из-за тяжелой “женской” болезни. Первый её муж, с которым она и переехала в Беларусь, когда моя бабушка была совсем маленькой, вроде умер в тюрьме еще до войны, подробностей не упоминалось, детей у них так и не было.
Помню я также то, как однажды похвалив вкуснейшие оладьи, услышала: “Мама всегда говорила, что лучше всех пекла Алевтина. Она была настоящей кулинаркой”
Задача
Дано:
“Раков.Учащиеся курсов по кулинарии.1931 год”,
“настоящая кулинарка” Алевтина и её муж, оказавшийся в тюрьме перед войной,
бабушкина свадьба в конце 40х,
французский сувенирный платок “probably from the 1940 s “...
Вопрос:
- Пап, а ты не помнишь, где жила Аля, бабушкина старшая сестра?
Ответ:
- Я же её не застал, мы переехали сюда только в 66-м. Но вроде где-то недалеко от Минска, то ли Радошковичи, то ли Раков, что-то на “р”...
Вместо эпилога
“- сейчас явятся “носчики”. Левка там с ними. Бомбина жратву варганит.
- как ты, тисканул её хоть?”
( С.Песецкий “Любовник Большой медведицы”)
“... издание 1937 года, стало первым популярным шпионским романом, написанным профессиональным разведчиком. А в 1938-м Песецкий был номинирован на Нобелевскую премию по литературе” (газета «Комсомольская правда в Белоруссии»)
Фактов у меня нет и концы их канули в лету. Но я верю, что Алевтина могла быть скрытой контрабандисткой, правой рукой мужа и поплечников, получившей в награду за риск печь хлеб с драгоценностями, бояться налетов и обысков, прятать и прятаться, стыдиться за свою жизнь,бояться смерти любимого и столкнуться с ней,- лишь парижский платок. И подарить его на свадьбе младшей сестре, чья взрослая жизнь только начиналась и пахла открыто и честно “Красной Москвой”.
И я храню этот тонкий нейлон, как премию за неизвестную и не написанную автобиографию с пометкой “квази”, где женщина контрабандистка стала главным действующим лицом.
A problem*