Меня зовут Ева, я живу в городе Уфа Республики Башкортостан. Я феминистка, осознавшая себя таковой где-то 4 года назад, и пришедшая в фем-активизм. У нас есть сообщество БашФем, которое существует в республике с 2013 года, то есть феминизм в Башкортостане – это такое движение, которое хаотично объединяет с десяток активисток, которые несколько раз в году делают какие-то мероприятия, преимущественно на 8 Марта, ну и разные тематические мероприятия типа «Женская историческая ночь» в мае и т.д. В прошлом году мы с подругами создали своё сообщество КвирФемУфа, и там уже связали фем-активизм с ЛГБТ-активизмом. Основная наша задача – это вещать через подкаст “КвирФем-Радио”, где мы освещаем республиканские новости, пропускаем через фем-оптику те, что касаются женщин: например, какой-то депутат сказал сексистскую хрень, и мы это комментируем, объясняем, почему такое не ок, даём фем-оптику, говорим, что мы, женщины* - половина страныы давайте вы будете нас слышать. Такая слабенькая попытка сделать наши голоса слышимыми, хотя бы в пределах подкаста.

В республике Башкортостан или в целом?

Республика республике рознь. Замечаю, что при слове “республика” большинство представляет условный кавказский регион, где мы в парандже ходим под гнётом патриархата. У нас не так, у нас больше светская республика, где проживают представительницы и представители больше 100 национальностей, имеется несколько конфессий, то есть у нас нет какого-то сильного влияния ислама или христианства. Они соседствует, и, наверное, за счёт этого мы живём свободнее, чем религиозные республики, можем позволить себе выходить на массовые пикеты или другие уличные акции, и никакого противодействия со стороны полиции, администрации нет, и само общество в целом реагирует умеренно негативно - лишь в виде хейтеров в соцсетях под постами. Феминизм не воспринимается здесь как какая-то политическая угроза, ну, понятно, нас мало, мы выходим по 5-12 человек и пока власти смотрят на нас с любопытством. У нас такие же проблемы как и везде. В прошлом году в Уфе был массовый пикет в поддержку законопроекта против домашнего насилия, два года назад мы делали акции после нашумевшего на федеральном уровне случая изнасилования полицейской-дозновательницы: когда трое полицейских - вышестоящие начальники изнасиловали свою коллегу. И вот буквально недавно это дело снова повилось в СМИ, оно полтора года уже движется. Благодаря тому, что у нас есть френдли-СМИ и один френдли-телеканал, фем-повестку получается вынести за пределы нашего кружочка, и сколько-нибудь внести в общественный дискурс. Следим также за тем, как у нас обсуждается законопроект против домашнего насилия, он же везде, в каждом регионе, обсуждается, выносится на общественные слушания. У нас был вопиющий случай: общественники обсудили его, сообив только своим. Был родительский комитет, представители РПЦ, мусульманства, депутаты от Единой России - собрались человек 20, и всё это между собой обсудили и решили, что это “лобби феминисток, лесбиянок и геев”, и что нашей республике этот законопроект не нужен. Мы об этом постфактум узнали только потому, что одна журналистка из независимого СМИ умудрилась как-то туда попасть и потом, будучи здравомыслящей женщиной, написала осуждающую статью, потому что там реально была дичь - их высказывания.Потом ресурс Breaking Mad выкладывал высказывания кого-то из участников этого обсуждения. В то же время в республике есть один депутат ГосДумы, который горячо поддерживает законопроект, и есть те, которые не поддерживают и полностью демонизируют всех, кто это его разработал и продвигает. Причём и те и эти – представители Единой России, как ни странно. Или вот: в январе появилась инициатива на сайте Минздрава республики, что они будут премировать каждого врача-гинеколога, который переубедит женщину делать аборт - размер премии 5 тысяч рублей за каждую. Адская какая-то новость, кроме нас, феминисток, возмутились ещё какая-то депутатка, и через неделю Минздрав отозвал эту информацию, назвал её недостоверной. Такие звоночки всегда настораживают. Кто даст гарантию, что неофициально такой инструкции в Минздраве нет? У нас новый глава республики, сетуя на снижение рождаемости, демон женщин не рожать. Ещё из классики – это сексизм. Постоянный сексизм в СМИ, высказывания каких-нибудь депутаток, чиновников, или вот Глава республики, желая похвалить, назвал одну чиновницу “настоящим мужиком”.

У нас Глава республики, как пришёл к власти, обязал все ведомства завести аккаунты в фейсбуке, чтобы они мониторили жалобы и прошения людей. Можно на фейсбуке затегать в своем посте какого-то министра, чтобы он увидел твою проблему, и они все обязаны ответить на этот пост, обязаны отреагировать, потому что есть какое-то ведомство, которое следит, насколько хорошо они реагируют на отклик граждан республики. Таким образом создаётся ощущение, что выстраивается диалог с властью, мы не сидим в болотах, а они, значит, в башне из слоновой кости – возникает иллюзия, что это не так, потому что кто-то тебе отвечает, и как будто бы они прислушиваются. Недавно был случай, когда девушка на улице увидела, как муж бьёт жену, решила заступиться. Это была несовершеннолетняя девушка, она заступилась, мужчина ударил её тоже. Ей диагностировали сотрясение мозга, она подала заявление в полицию, но заявление никуда не пошло. Эта девушка обратилась в фем-сообщество, попросила ей посодействовать, мы писали посты в фейсбуке, тегали там министерство внутренних дел, уполномоченных по правам человека, совет по правам человека республики, и вроде как они должны были это увидеть. Но никто из них не отреагировал. Написала только одна одна молодая депутатка Госсобрания в личку, спросила чем может помочь. Но к тому времени пострадавшая девушка уже устала бороться, её прессинговали мудаки, и она исчезла со всех радаров. В общем, хоть власти часто отмалчиваются, по крайней мере такой инструмент есть, не знаю, есть ли он в других регионах.

Ну про сообщество не могу сказать, потому что сообществ много. А российского фем-движения... ну да, да, частью, наверное. Не так, чтобы уж очень, но такой, разрозненной, которая иногда каким-то ручейком втекает в общий поток, который несётся в сторону Москвы и Санкт-Петербурга.

Я думаю, в каждом регионе фем-движение уникально само по себе хотя бы тем, что оно там есть. Потому что, блин, понятно, что в регионах всё тяжелее и хуже, тебя могут посадить и о тебе даже никто не узнает, что ты феминистка и вышла на одиночный пикет. Только если ты успела вовремя протрубить куда-то в соцсети, если тебя вовремя увидели, услышали какие-нибудь единомышленницы, правозащитники, то есть шанс, что ты как-то выплывешь. Как в ситуации с Юлей Цветковой. И в этом смысле проблема централизации сказывается на фем-движении тоже. Регионы смотрят на Москву/Питер, все подписаны на блоги разных медийных феминисток, и при этом мы здесь можем делать ежегодный фестиваль ФемБайрам на 8 марта, но об этом потенциальные участницы могут не узнать. Для них больше видима фем-активность в столицах, понятно почему, а мы, даже если максимально попытаемся дотянуться до каких-то френдли-СМИ, куда-то пойти на телевидение об этом рассказать, мы всё равно останемся в своём социальном пузыре. И вот этот феномен, он конечно довольно хреновый, когда, живя в Уфе, потенциальная феминистка или женщина, сколько-нибудь интересующаяся феминизмом, она может быть в курсе всех подробностей жизни Никсель Пиксель, допустим, но понятия не имеет, что происходит в республике Башкортостан, или конкретно в Уфе. Информация, что в городе проходят фестивали, тупо ей не попадает. И это, понятно, не вина этой девушки, а только говорит о том, что она в другом потоке, который определяется в основном столицами. Допустим, у неё там инфопоток из столицы 99% и 1% Уфы. И в этот 1% мы просто не попадаем. И получается, что мы проводили в этом году второй феминистский фестиваль ФемБайрам; и несмотря на то, что было 120 человек примерно по моим подсчётам, о нём знали, грубо говоря, только наши подруги, знакомые, знакомые знакомых и не дальше.

Ну самое простое средство, это когда медийная столичная феминистка в своём инстаграме выкладывает сторис о нашем мероприятии. Потому что фем-ориентированные люди, которые живут в регионах, скорее всего подписаны на них. Но опять-таки, я, например, не люблю просить что-то у людей и к кому-то идти с протянутой рукой. Потому что вот эта вертикаль власти, которая выстроена в российском феминизме, она предполагает, что мы находимся внизу этой пирамиды. Поэтому я жду, когда какая-то степень осознанности возрастёт у тех людей, которые находятся в более привилегированном положении, всё-таки жить в столицах это некоторая привилегия. Ситуацию с какой-нибудь, условно, Юлией Цветковой, живущей в Москве или Питере, трудно себе представить, она произошла потому, что Юля живёт в богом забытом городе, где она чуть ли не единственная активистка. И в этом смысле, есть, конечно, какие-то позитивные подвижки, например, те же Рёбра Евы – у них есть
фестиваль, который они проводят по-моему каждый год, куда приглашают активисток из регионов. У нас 3 года назад 3 активистки от БашФем съездили туда, а после мы с подругой подавали, но не попали, потому что “до нас уже были люди из Башкортостана”, а они стараются брать людей из разных регионов, поэтому там тоже есть некоторая воронка, и как-то должно повезти, чтобы туда попасть.

И вот проблема этой вертикали и “невидимости” начала меня заботить не так давно, и чтобы эту ситуацию хоть как-то изменить, мы начали делать подкаст Феминизм в регионах. Скооперировались с соратницей из Томска Катериной Мас, и записали уже 4 выпуска. Второй выпуск как раз посвятили теме горизонтальности в феминизме и выстроенной вертикали в российском фемсообщества, он получился жарким, но в общем, всю нашу коллективную боль мы туда вылили. И мне кажется, на кого-то это повлияло, потому что я иногда посещаю сообщество Ресурс.Онлайн – это московское ЛГБТК-коммьюнити, я к ним часто ходила на группы поддержки и одно время начала у них волонтёрить через zoom в группах поддержки для феминисток. И вот видимо после нашего подкаста Юлия Малыгина, директорка Ресурса вышла ко мне с предложением – давайте сделаем встречу региональных инициатив на базе нашего сообщества. И вот на первую встречу мы собрали больше 35 человек, до кого смогли дотянуться. И устроили zoom-общение на 3 часа, знакомились, делились опытом, общение было немного сумбурным, мало что вообще успели, и как сказала одна из участниц - создалось впечатление, что у региональных феминисток очень большой запрос на подобное общение, потому что если что-то и происходит в регионах, то люди варятся в собственном соку, мало у кого есть возможность ездить на какие-то фестивали в соседние регионы, для этого нужно иметь ресурсы и свободное время. И даже я, слушая их, была удивлена, что, оказывается, на том конце России, для меня это Камчатка, Хабаровский край, Владивосток, там, оказывается, есть свои фестивали и активные инициативы, но я о них ничего не слышала! Это было странно, потому что я уже около года тщательно мониторю региональные фем-сообщества со всей России, чтобы примерно представлять всю эту региональную карту. И я была удивлена, что оказывается, есть какая-то информация, которой даже я удивляюсь, что в Хабаровском крае происходит какой-то активный движ, в Калининграде проходит мощная акция. То есть о них не пишут нигде в известных СМИ федеральных, и получается, про них никто не знает. Сейчас Ресурс.Онлайн предлагает делать нам встречи встречи региональных феминисток раз в месяц. И это хорошая возможность потихоньку разламывать этот лёд “невидимости” и налаживать связи.

Это трудный вопрос, потому что КвирФем – это в основном из 3-5 человек, мы во многом разделяем принципы радикального феминизма и интерсекциональной оптики. Я не называю феминизм интерсекциональным, поскольку считаю, что это такая надстройка на базис - либеральный, радикальный, марксистский, социалистический и т.д., то есть, например, моя интерсекциональная позиция не противоречит тому, что я на 95% поддерживаю радикальный феминизм, мне всё норм. Но иногда мне говорят: “Выбери стул! Ты с кем, с ними или с этими?” Попытки делить мир на чёрное и белое – упрощённая позиция, мне она не близка. Но, наверное, я могу назвать себя квир-феминисткой, хотя не знаю, насколько я квир, как би*сексуалка, могу ли я себя назвать квир, не знаю, наверное, да. Я поддерживаю квир-движение, поддерживают транс-движение. Ну и радикальный феминизм считаю самым логичным феминизмом.

Другие дискриминации, определённо, есть. Я, например, обладательница двойной идентичности, башкиро-татарской, и росла до 18-ти лет в татарском селе и знаю, что еще в 80-е мою маму-башкирку дискриминировали по национальному признаку. Основные три национальности у нас в республике – это русские, башкиры и татары. Я росла в ситуации, когда татары были привилегированной нацией в том селе, где я росла, а мама, приехавшая туда из другой части Башкортостана, где в основном преобладает башкиры, она была здесь чужой. И в итоге стеснялась говорить на своём языке, потому что татары над ним смеялись, им это было непривычно.И мама просто перестала говорить на своём языке, и чтобы над нами, над её детьми не смеялись, нас не учила башкирскому языку. Она так это мотивировала. Я сейчас понимаю, что это моя теперь моя боль, я не знаю своего языка и очень жалею об этом. Я бы очень хотела знать башкирский язык, мои попытки его выучить идут тяжело. Отчётливо помню момент, когда я сидела в школе, наверное, в 5-ом классе, и почему-то учительница решила опросить всех, кто в какой национальности принадлежит, я не знаю, для чего. И все были татарами, а я не могла сказать, что я башкирка, мне было страшно, стыдно, и я сказала, что я татарка. Наверное, я это никогда не забуду.

После 25-ти лет, когда я начала задумываться над своей национальной идентичностью, я очень сильно стала тяготеть к своей башкирской стороне, потому что хотелось восполнить то, что я упустила в своё время. Ощущается иногда даже на работе, коллеги-татары как-то пренебрежительно отзываются о башкирах, хотя вроде в одном отделе работают и те и другие. И в этом смысле я чувствую ксенофобию, это отношение сверху, именно от татар, хотя они вроде живут на территории Республики Башкортостан, а Татарстан – соседняя республика. Нелогично, но тем не менее, иногда кажется, что представители татарской нации считают себя здесь выше башкир. Я наполовину татарка, и долгое время я пыталась игнорировать свою татарскую идентичность, потому что мне было неприятно, что эта моя часть угнетала мою маму, - да, какой-то абсурд. Сейчас я пытаюсь от этого негатива уйти и воспринимать себя как обладательницу двойной идентичности и не терять связь со своей татарской половиной тоже. У меня есть подруги, у которых много всего намешано в крови, они не относят себя ни к какой национальности, говорят “я просто человек планеты, просто человек”. И я смотрю на них и думаю, что, может, моя попытка держаться за свою национальную идентичность архаична. Но это для меня важно, мне это нужно для чего-то, для формирования личности может, как одна из частей моей идентичности.

Да, у нас ещё политическая подоплёка в республике. Не так давно существовало националистическое, в хорошем смысле слова, сообщество, которое выступало за сохранение башкирского языка, за сохранение природных объектов республики, и недавно их назвали экстремистской организацией и запретили. То есть если мы являемся здесь башкирками, то надо быть удобными башкирками, лишнего не говорить, не качать права. И такая чёткая параллель, как с женщинами. Хочешь быть удобной женщиной – помалкивай, не говори о своих правах, и ты будешь в патриархате одобряемой. То же самое и с башкирками, и в итоге сейчас башкирское сообщество разделилось на тех, которые удобны и лояльны к власти и лишний раз ничего не говорят, со всем соглашаясь. И те, которые за свои права как ущемленного этнического меньшинства, которых назвали “экстремистами”.

По сути, если говорить о пересечениях дискриминаций, то у меня здесь 3 пересечения, как минимум. Я как женщина, я как би*сексуальная женщина, и я как представительница этнического меньшинства. И в этом смысле, например, о дискриминации этнических национальностей можно сказать по тому, как в России женщина не может быть президенткой, так и какой-нибудь мужчина-башкир или якут не могут. Я не могу представить, что они вдруг даже будут баллотироваться, не может такого быть. Потому что у нас верхушка власти – это белые гетеросексуальные люди мужского пола.

Я бы хотела видеть в будущем, как национальное башкирское движение будет приобретать феминистские оттенки, что это будет плавное превращение, и будет в порядке вещей, когда люди просто идут в ногу со временем, не замыкаясь в своей консервативной капсуле. Например, том же сообществе «Башкорт», которое сейчас является запрещенным в России”, меня в них не устраивало, что они гомофобны и мизогинны. И вот часто можно услышать, что говорят, надо определиться, где твои, а где чужие. И ко мне в фейсбук приходят оппозиционеры разных мастей и говорят мне это. А я говорю, что стоит мне только открыть рот и заговорить про права женщин, как все становятся мне чужими: и навальнисты, и правые, и левые, и зелёные, и коричневые - все. И тут красной линией часто проходит тема харрасмента. Есть какие-то правозащитные организации, партии, которые кричат, что они ЛГБТ- и фем-френдли, но стоит их сотруднику быть уличенным в харрасменте, тут же эта френдли-организация становится на сторону харрасера и забывает про права женщин. И в этом смысле я не могу сказать, кто мои, а кто чужие. К кому приткнуться? Хочется, чтобы было какое-то гражданское общество, чтобы была солидарность между какими-то общественными организациями, но тут приткнёшься – сексист, там – какие-то мудаки, в итоге так и остаёшься в своём пузыре из трёх с половиной феминисток. Сейчас хотим поддержать общероссийское движение, которое активизировалось в поддержку Юлии Цветковой, и вызвалось 4 человека. Вот думаем, что делать, как будет безопаснее – вроде бы по закону нельзя закрывать лица масками во время пикетирования, но в республике до сих пор масочный режим. Думаем, каким образом всё это обыграть, потому что лишний раз штрафы получать тоже не хочется.

Ну, в первую очередь, грубо говоря, это когда власть бы повернулась к женщине лицом, а то сейчас она стоит жопой. А как это произойдет? Это произойдет когда во власти будет какой-то процент профем-женщин, в идеале - не меньше 50%. Не просто женщин, которые сидят там и поддерживают вредящие нам законы, такие женщины во власти мне лично не нужны. Нужны те, которые разделяют феминистскую повестку. Хотелось бы иметь какую-то фем-партию, которая будет мощной. Чтобы были законы, которые защищают женщин, чтобы мы, наконец, обрели субъектность, перестали быть какими-то приложениями, про которых все забывают, чтобы мы стали полноправными гражданками своей страны, чтобы с нами стали считаться. Мы – не какое-то там меньшинство, мы – это 52% населения.

И понятно, если мы будем продолжать сидеть в своих мирках и считать, что “я вне политики, меня это не касается, меня муж не бьёт” – этого и не случится. Должна появиться какая-то критическая масса женщин, рост женского самосознания, чтобы женщины, оставив свои кастрюли, вышли на улицы. Я смотрю на фотографии в других странах, как женщины огромными толпами выходят на улицы, и смотрю на наши пикеты в Уфе, где максимум 12 человек, и мы действительно выглядим как сумасшедшие, потому что, ну, как бы зачем? Большинство женщин сидит дома и им нормально. Но чем больше таких “сумасшедших” будет везде набираться, тем меньше мы перестанем казаться сумасшедшими, а будем восприниматься нормально. И иногда я слово “феминистка” заменяю на слово “женщина”, потому что для меня быть женщиной – это быть феминисткой. Быть феминисткой – это самое нормальное состояние женщины. Хочется это донести до всех.

Я думаю, что нужно выходить на диалог с другими гражданскими активистками, с общественными деятельницами, эко-активистками, с другими активными женщинами. То есть достучаться до их женских сердец, и донести до них фем-повестку. В рамках второго ФемБайрама был круглый стол с женщинами-политикессами Уфы, туда пришли 4 женщины, активные медийные личности, в том числе и координаторка штаба Навального, и там был классный диалог, когда мы имели возможность всем этим медийным женщинам, которые имеют хоть и опосредованное отношение к власти, спросить, что они думают об этом, попытаться донести до них что-то. Во время ФемБайрама мы украсили зал, где проходили лекции, всеми нашими плакатами со всех наших пикетов, и это было наглядное пособие с основными проблемами женщин. И они могли просто посмотреть и воочию увидеть о чём мы вообще говорим. Это было важно, у меня был дикий восторг, что этот диалог получился. Не просто пришли женщины-лекторки и почитали лекции, а пришли и те, которые имеют непосредственное отношение к республике, которые здесь живут, что-то делают, участвуют в его политике, и мы с ними говорили. Я думаю, что есть смысл выходить на диалог. В прошлом году, когда были выборы главы республики, у нас баллотировалась одна женщина, правозащитница. И я очень удивилась, когда её помощница вышла на нас и сказала, что если хотите [феминистки], то приходите в наш предвыборный штаб и можете рассказать, какие у вас как у избирательниц проблемы, что вы вообще хотели бы видеть в республике. Мы сходили вчетвером с соратницами, рассказали про основные проблемы женщин, домашнего насилия, всё это разжевали ей. И было ощущение, что мы не просто ходим на пикеты, а налаживаем диалог с какими-то людьми, которые имеют отношение к власти. Правда, толку в этом случае было мало, эта кандидатка, кажется, была спойлером, но тем не менее сам прецедент был очень воодушевляющим, хотелось бы это продолжать.

Есть феминистки в Уфе, которые считают, что не стоит связываться с этими людьми, они находятся при власти или они медийные... Но настрой, что радикальный феминизм держится за свою маргинальность, что нужно сидеть в подвалах, ни с кем не выходить на связь и ни с кем не коллаборироваться, кажется мне бессмысленным. Поэтому я больше за то, чтобы солидаризироваться с какими-то общественными движениями в республике, в Уфе мы такие слабые попытки, конечно, предпринимаем, но опять же, феминизм до сих пор вызывает у людей отторжение. Даже на круглом столе эти женщины-политикессы со всем соглашались, но они не были готовы называть себя феминистками. И я сейчас не про то, что они в чём-то виноваты, просто это показательно. Понятно, это женщины немного другого поколения, они старше нас лет на 10, даже им трудно признаться в том, что, блин, они живут по принципам феминизма.

Да, очень трудно постоянно всё учитывать, у нас были конфликтные ситуации, когда у нас массовые пикеты несколько раз организовывала радикальная феминистка, которая настаивала на том, чтобы на пикете были только хромосомные женщины. Я, например, тоже не сторонница того, чтобы на пикете были мужчины, но я была бы непротив, если бы там были представители небинарных или трансгендерных людей, но организаторка обозначила свои личные границы. И тут передо мной встала дилемма: у нас Квирфем Уфа транс-инклюзивна, моя ближайшая подруга гендер-квирка и передо мной встал вопрос, идти ли мне на этот пикет или нет, а я очень на него хотела, потому что другая женщина взяла и всё организовала, осталось только прийти, вообще кайф! Я сама постоянно заколёбываюсь, планируя, думая обо всём. И я тогда думала, что если я пойду на транс-эксклюзивное событие, я как будто предаю свою подругу, которую не допустили на пикет, но в том же время, не так часто у нас кто-то фем-пикеты организует, и я хочу его поддержать. В итоге я со всеми поговорила и выбрала пойти, потому что это моя позиция – моё личное дело, и я за права женщин.

Да, я также за права женщин-со-звёздочкой. Я не хочу, чтобы на фем-пикетах размывалась женская повестка, но я поддерживаю и солидаризируюсь с представительницами других угнетённых групп и признаю усиление угнетения при пересечениях. Но если какая-то организаторка обозначила вот такие условия, я думаю, она как организаторка имеет на это право, это её комфорт. Если ей некомфортно находиться рядом с людьми, которых она воспринимает как мужчин, то как бы да... Трансфобия это или нет, я не знаю, может быть, может и нет. Мне хотелось именно быть на этом пикете, чтобы он состоялся, чтобы там было большое количество людей, а 10 человек для нас – это уже много, и мне было важно их поддержать. Опять-таки, я заметила, что если цис-мужчина будет на пикете, по любому в заголовке будет фигурировать мужчина, на фотках будет фигурировать мужчина, 10 женщин и 1 мужчина, и он будет в центре внимания СМИ.. Ну и нахрена нам это надо? Даже на ФемБайраме городской телеканал делал репортаж, и кроме участниц взяли интервью ещё у какого-то мужчины, который сказал: “Ну нагибать женщин, конечно, это плохо!” И корреспонденты взяли эту мерзкую фразу в заголовок. Бывают такие провалы... Такой неприятный осадок остался, хотя в целом телеканал приезжает на наши мероприятия и освещает их. А дарёному коню в зубы не смотрят – у нас всего один телеканал и хорошо, что он есть. По-моему в других регионах такой роскоши у феминисток нет.

Меня зовут Нурия Мухометдинова, я живу в Уфе всю свою сознательную жизнь. Примерно в 2012 году я определилась с позицией, что я всё-таки феминистка, но до этого я была анархисткой довольно долго, где-то года с 2008го. Мне всегда феминизм казался частным случаем анархизма, но когда я начала ближе с ним знакомиться, поняла, что это, к сожалению, совсем не так. То есть идеале, конечно, да, это так, но если начать приближённо рассматривать, что происходит, то нет, это не так вообще ни разу. По поводу своего активизма – где-то в году, примерно, наверное 2013-14 мы объединились с двумя девушками в Уфе – их зовут Кристина Абрамичева и Тансулпан Буракаева – в довольно неплохой союз. Мы стали таким трёхголовым драконом башкирского феминизма, где у меня была такая левацкая анархоголова, была ещё либеральная голова, которая всё время смотрит на то, что всё можно исправить с помощью законов, и такая чудесная творческая интерсекциональная голова.

Мы втроём съездили на фестиваль в Рёбра Евы, а ещё до этого мы начали проводить акции в городе, проводили также феминистское 8е марта. В основном, конечно, на тот момент это всё было очень удивительно, потому что просто приходили и говорили людям: "О, прикиньте, вот есть такой феминизм!" А у нас, условно, такая мусульманская республика, у нас Ислам достаточно светский, это не как на Северном Кавказе. И мы приходили и говорили про феминизм – и сразу начиналась бомбёжка! У всех взрывались жопы, все начинали кричать: "Да зачем вам это надо?!" Вот есть же пословица, что если ты заблудился в лесу, крикни "Феминистки!" и сразу все сбегутся – вот это про нас. К счастью, я добродушная, Тансулпан очень творческая, а Кристина любит срачи – и мы очень неплохо со всем этим выруливали. Когда на наши лекции приходили тролли, Кристина начинала их троллить в ответ, я огворила: "Ой, нет, что вы, мы же такие добрые и милые и всех любим!" , а Тансулпан это всё творчески обыгрывала, и получалось неплохо. Ну а теперь уже к 2020му году я могу сказать, что я, наверное, немного отдалилась и вместо какой-то поддержки глобальных фемактивностей я предпочитаю делать локальный фемактивизм с анархо уклоном. Как бы чисто феминистским назвать его будет сложно, но анархистским – вполне.

К сожалению, часто глобальный становится плакатным, это мне не очень нравится – когда ты просто рисуешь плакат и где-то у себя дома на фоне стены, на фоне какого-то знакового учреждения в своём городе ты фоткаешься, это всё очень быстро происходит, и ты тут же убегаешь, и ты ещё при этом в маске. Мне кажется это неправильным. И в итоге получается, что выходят статьи, типа "Башкирские феминистки поддержали выдвижение женщины-кандидата", а по факту там стоят какие-то непонятные замотанные шарфами люди, и по сути этот башкирский феминизм выглядит как какая-то барышня, замотанная шарфом, у которой нет лица, нет имени, нет фамилии. И мне это не очень нравится, хотя, конечно, действительно, это всё очень важно – поддерживать глобальные инициативы. А локальный мой активизм выражается в том, что я, например, провожу какие-то обмены шмотками, выступаю за экоактивизм, провожу агитацию, помогаю жертвам домашнего насилия, но всё это больше в частном порядке. То есть это не поддержка глобальных инициатив, а просто помощь на местах. Например, вот том году я проводила тренинг "Как не охренеть в токсичной среде", и всем, судя по всему, очень понравилось. Удивительно, что это было не только весело на месте, ещё оказалось, что это помогло даже одной барышне наладить отношения с преподом, который был токсичный мудак. И мне кажется, что если я буду рассказывать конкретным людям с живыми лицами о том, как можно добродушно узнавать позицию другого человека и как-то её шатать и стараться менять, то это будет, возможно, для конкретных людей более полезно и, может быть, в целом даже привлечёт в движение больше людей, чем просто фотка с плакатом.

Мы собираемся комментировать любые новости, если вам нужны комментарии феминисток. Может быть, даже, будет и проще, не знаю.

Ну потому что это реальное дело, у которого есть видимый результат. Мне кажется, что если заниматься только глобальными вещами, то может нарастать какая-то усталость и раздражение. То есть мы все так рубились за сестёр Хачатурян, и что? У нас у всех за них болела душа. У нас у всех болит душа за Юлию Цветкову, мы все что-то делаем, но когда вот мы получим этот результат – ну как бы, я в общем-то пессимистка. Не знаю, может быть, чудо произойдёт, очень этого хочется. Но в целом, когда ты получаешь такой негативный результат и ты постоянно находишься в поле этого негативного контекста, быстро нарастает выгорание и раздражение. Я знаю, некоторых людей это, наоборот, стимулирует, но я не такой человек. Мне нужно видеть результат. И когда я провожу, например, какой-то шмоткообменник, и какие-нибудь девушки, у которых размер скачет из-за РПП, или которые после беременности, или ещё что-то, которые не могу выйти и купить себе чего-то или даже порой просто не знают, что им идёт – они уходят с кучей красивых вещей и потом говорят: "Спасибо! Как здорово, что ты есть, и я так жду, когда эта встреча снова произойдёт..." И когда я вижу глаза людей, довольных какой-то локальной акцией, или, допустим, как эти тренинги тоже – девчонка говорит говорит: "Представляешь, я просто подошла к нему и сказала, что вы – классный преподаватель, но из-за того, что вы всё время лажаете девчонок, мне не хочется вас слушать и нам просто неприятно это слышать." И он прислушался! Это круто! Мы просто придумали этот способ вместе! И мне кажется, что я это делаю, чтобы и не выгорать и чтобы видеть результат. Наверное, по большому счёту так.

Я бы сказала, что мы это используем в качестве исторической базы для доказательства чего-либо. Например, можно говорить, если брать интерсекциональную теорию, о том, что чёрные женщины или женщины в азиатских странах сильнее угнетаются, но можно же сказать и про какие-то реалии, которые есть у нас. Или, например, когда мы говорили о теме ЛГБТ – мы выяснили, что, оказывается, у нас в Башкирии есть целая куча женщин-министорок с нетрадиционной сексуальной ориентацией, и мы начинаем приводить это в пример. Или то, что после войны у нас были в деревнях семьи, состоящие только из женщин, где одна женщина носила мужскую одежду, ходила на рубку деревьев и участвовала во всех этих, условно, мужских инициативах. И никто её не осуждал, а только немного прикалывались, типа: "Ну что, Рамиль, пойдёшь сегодня в баню с мужиками?" И все знали, что Рамиль сначала был Рамилёй, и только теперь стал Рамилем. И то есть никогда не было непринятия! И когда мы говорим, что у нас сейчас такая гомофобия, или что женщинам много запрещают по Исламу или по ещё по каким-то вещам, мы оперируем к традициям, к традиционному укладу общества, который, однако, помнят ещё наши бабушки, где этого всего не было. Мы можем оперировать не к мировому опыту, а к традиционному, и это находит у людей больше отклика.

Да, потому что у нас Ислам такой агрессивный прям, традиционный, он появился буквально недавно. Ну то есть ему и 15 лет нет! Раньше он был чисто формальный. И, действительно, агрессивный Ислам много чего не приемлет, а формальный Ислам вообще на всё глаза закрывал. Не на всё прям абсолютно: в случае неверности они, например, не закрывали, но в случае с гомосексуальностью – не было такого преследования и греха и всего прочего.

Да, делали. Я, наверное, рассказывала, что мы апеллировали к тому, что "Зулейха открывает глаза, а ты?" Это я придумала этот лозунг. Ну, Зулейха, конечно, это татаре, но у нас одна из первых лекций была про Рабигу Кудашеву, первую феминистку, которая ещё была во время первой мировой войны и гражданской войны.

Ну на тот момент это было очень хайповое произведение, которое все обсуждали и лозунг "Зулейха открывает глаза, а ты?" ´- он вошёл в струю очень хорошо.

По поводу колониальности, да? Ну, честно говоря, мне довольно сложно об этом говорить, потому что я понимаю, что теория большой колониальной России – она скорее всего достаточно объёмная, и я, к сожалению, с ней полностью незнакома. Считаю ли я, что русское население варварски как-то эсклуатировало башкирский народ? Да, считаю. Но у этого были свои плюсы и свои минусы – это то же самое, что сейчас, например, происходит с тибетцами в Китае. И я вижу плюсы, я вижу минусы, и я не могу вообще ничего сказать по этому поводу однозначного, к сожалению. Да, действительно, мы потеряли очень большой пласт культуры, у нас сейчас довольно мало есть молодых людей, которые бы говорили, пели, творили бы на башкирском. Да, сейчас есть небольшой такой крошечный трендик, который этот откат восполняет, но он такой немножко лубочный всё-таки.

Слушай, вот на эту тему можно спросить у Тансулпан, нашей творческой головы феминизма. Она просто является дочкой очень многодетного такого большого семейства Бурокаевых – это такая мощная башкирская интеллигенция, которая связана с композиторами, режиссёрами, которая создаёт этот этнокультурный компонент. У неё мама, например, основательница национальной гимназии, она создательница учебников и всего такого. И вот Тансулпан живёт внутри такой этнической культуры, внутри её возрождения, и она могла бы очень круто ответить вам на этот вопрос. У неё есть много мыслей и наблюдений по поводу этнического возрождения и патриархата и того, что это вообще не так.

Ну смотри тут какая штука, как со мной происходит – у меня происходит перцепция какая-то или рецепция идей, то есть я слышу какой-то дискурс, я начинаю его внутри себя переваривать, и потом я начинаю вот эту вот форму прикладывать к тому, что вижу вокруг себя. И либо что-то очерчивается, что-то входит в неё, или же просто эта форма остаётся пустой. И пожалуй, я не чувствовала, то есть каждый же видит что-то своё и, видимо, наверно, я не мыслю себя как часть великого башкирского народа, ущемлённого. В тот момент на рёбрах Евы я чувствовала себя активной творческой единицей, которая способна что-то создавать, скорее вот это вот я ощущала. Я чувствовала какую-то радость общения. А этот колониальный дискурс, получается, мимо меня прошёл.

Первая проблема – давайте перестанем сраться, девочки! Хватит уже! Я не знаю, что у нас такое происходит, но у нас все со всеми пересрались. То есть я бы хотела преодолеть такую дезинтеграцию. Либеральные, нелиберальные, рад-, транс – все друг друга не любят. И потом ещё какие-то личные обиды примешиваются – это всё очень тяжело. И когда ты такой бегаешь, как Кот Леопольд: "Давайте жить дружно!" и оказываешься, в итоге, самым крайним, потому что все на тебя вешают собак и ты оказываешься в итоге какой-то агрессоркой, которая пытается всех к чему-то принудить. Второе – нужно способствовать вовлечению как можно большего числа людей в движение. Мы всё ещё на этой стадии, извините! Все уже вовлекли кого могли, а у нас всё ещё происходит это принятие: "я не феминистка, но..." Я считаю, что надо продолжать вовлекать народ. И третье – я считаю, что нужно вводить, наверное, какие-то, вот, что называется – способствовать перцепции каких-то ключевых текстов, которые поменяли мировоззрение поколений на Западе. Тот же "Второй Пол". Я не считаю, что мы сможем перепрыгнуть эту ступеньку – её нужно всё-таки пройти. И пока мы тут такие "Я начитался в пабликах того, этого..." присутствует некая такая разорванность восприятия, мне кажется, её хорошо было бы преодолеть. Может что-то типа теоретической школы феминизма или ещё чего-то, где можно отрабатывать практические навыки, где можно становиться более убедительной. То есть я бы, например, хотела привлечь в Уфе к сообществу феминисток сообщество Уличных Эпистемологов, потому что они, блин, скользкие ребята, они так круто всё выворачивают, и у них учишься критическому восприятию идей, установок, ещё чего-то. Я хотела бы способствовать практической и теоретической подкованности местного фемсообщества.

Я не помню, но я помню, что у нас очень сильно бомбануло, потому что у нас были здесь вот эти все тренинги женственности – в какой-то момент у нас так от этого пригорело, что мы решили сделать что-то своё. Мы напечатали кучу листовок и приходили на все их акции и параллельно раздавали эти листовки и говорили, типа: "Можно крутить вокруг юбки кундалини, а можно быть крутой научной исследовательницей и ничего, не умрёшь!" И вели агитацию внутри враждебно настроенной среды.

Я не знаю, потому что моё идеальное феминистское будущее, оно немножко похоже на идеальное анархистское будущее – без границ, с минимальными включениями власти, без иерархий и таких вещей, за свободу самореализации. Понимаю, что всё это пустые слова, ну, они такие очень воздушные и такие невесомые и очень тяжело прикручиваемые к реальности, но мне пока проще такими терминами оперировать, потому что я его, это идеальное феминистское будущее, не очень себе представляю, особенно в деталях.

Если, кстати, говорить о будущем, то меня вполне устраивают миры ранних Стругацких.

Я считаю, что это вредно. У меня почему-то возникает какое-то внутреннее противоречие, когда я это слышу. Наверное, это связано с тем, что я очень много общалась с буддистами, и они постоянно говорят про обсуловленности – и то, что эти твои жизненные обусловленности, они обеспечивают тебя такой "панамкой страданий", и когда мне кажется, что я разделяю свою удивительную, замечательную, уникальную личность на дочь-жена-азиатка-и всё такое прочее и начинаю отождествлять себя с этими категориями, я как будто бы сразу беру от этих категорий ещё кучу всего того, что в общем-то может быть и не надо совсем, может быть я с этими категориями не созвучна и я не хочу себя с ними соотносить. И зачем как бы мне пытаться влезть к эту узкую клеточку этой интерсекции, если я могу следовать за велениями своей души и свободно реализовывать себя как личность вне зависимости от категорий, к которым меня можно отнести. То есть, мне кажется, что интерсекция множит страдания, если грубо.

Знаешь, мне кажется, когда я начинаю об этом думать, я ухожу в какой-то тупик. Вот когда подходишь и видишь себя в зеркале, а потом подходишь и видишь только нос, потом ещё ближе подходишь и видишь только прыщ на этом носу! И кажется, что вся твоя большая многогранная личность сплющилась до этого дурацкого прыща! И ты думаешь: "Ну всё, я уродина!" Это точно так с интерсекцией – мы говорим: «Ой, женщину изобразили в платке!» – и вы такие уменьшились до носа. А все ли женщины носят платки? Имеем ли мы право или мы – твари дрожащие? И, короче, это всё какая-то такая вот положительно закрученная спираль, которая ведёт в ничто и в какой-то полный коллапс для меня. То есть я стараюсь по возможности не участвовать и избегать этого. Потому что, мне кажется, что это как будто какое-то временное помутнение, и мы рано или поздно перестанем воспринимать друг друга, исходя из категорий. Я бы хотела к какому-то прямому восприятию людей, чем через то, что "О боже, передо мной темнокожий", "Передо мной ребёнок!" и так далее.

Да, но такая немного сложная, потому что это сложно категоризировать. Но мне кажется, что когда мы начинаем категоризировать и обобщать и давать ярылки-наименования, мы начинаем упрощать мири становиться более несчастными от этого.

Да, у нас была с афиша с типичным таким украшением что ли, с монетками. Мы вообще стараемся использовать какие-то этнические мотивы, чтобы отделить то, что мы – именно башкирские феминистки от какого-то общемирового. Да, и ФемБайрам – это же такое на поверхности лежащее слово! Мне очень оно понравилось.