Ингушетия

1
Анонимная авторка канала "Что хочу сказать, Мадо..."
Немножко расскажи о себе, откуда ты, в каком проекте ты участвуешь, как он появился, как давно?
Я обычная русская девочка, и у меня был долгий брак с ингушом, 13 лет. И так как я реализовываюсь в журналисткой сфере, я была включена в повестку женщин. Меня всегда интересовали проблемы женщин с Кавказа, разные социальные аспекты и в общем-то это мой маршрут в эту область, в региональный феминизм. Потому что когда мы говорим о региональном феминизме, я сама-то в общем и не в регионе, я там была всего один раз. Но так сложилось, что, как говорится, если ты сам не пришёл в регион, то регион пришел к тебе. Потому что те семьи, которые живут в Москве, в Петербурге, в любых других российских городах – они соблюдают очень хорошо свои традиции, и если ты попадаешь в такую семью, то ты практически попадаешь в регион. То есть семья постоянно связана с национальным своим аспектом, с традицией, корнями своими уходит туда, откуда этот род прибыл, вплоть до сельских обычаев, и ты в это полностью окунаешься. В общем и так, по роду деятельности, я и стала понимать постепенно.

Я бы хотела сказать, что для меня феминизм, о котором мы говорим, - для меня это нормальное состояние. И прийти к этому нормальному человеческому состоянию, к пониманию того, что происходит, мне пришлось, пройдя через целый ряд различных травм, которые я переживала, в том числе и через помощь психолога, когда я восстанавливала себя. И то, что я сейчас замечаю, то, что фактически происходит такое отрезвление и понимание, что со мной происходит. Повестка кавказского феминизма она сильно отличается от мировой феминистической повестки. На Кавказе, а я уверена, как и в некоторых других регионах, у женщины часто вообще нет права говорить и быть услышанной. На Кавказе так относятся к феминисткам, мол, вот вы пытаетесь западные ценности нам навязывать, но дело не в западных ценностях, а в том, что женщина хочет хотя бы иметь возможность просто за одним столом сидеть, понимаете? На Кавказе женщина иногда не может сидеть за одним столом с мужчинами, это вступает в противоречие с традициями.

Как я понимаю, что это фактически сообщество, оно так и находило друг друга, по вот таким вот идеям: «А правильно ли это? А подходит ли мне это?»… И так вот девочки находили друг друга и объединялись в такую группу. Изначально ради поддержки, ради того, что «мне не показалось», а это правда мне не подходит, и так правда тяжело жить. То есть, как мне кажется, сформировалась вся эта площадка, о которой мы сейчас говорим, так, что героини нашли друг друга по одинаковому чувству боли, по одинаковым представлениям о том, как должно быть. И уже, когда вот все собрались, когда все поняли, что вообще происходит, и оттуда уже появился вопрос – а что со всем этим дальше делать и как с этим обходиться и как это менять? В общем, на той волне, когда они уже были собраны, когда я узнала сама, что площадка уже существует, у меня это вызвало невероятный восторг, я очень обрадовалась, потому что я поняла, что шанс есть, и у этих женщин есть шанс, и мне показалось, что моё место тоже там. Это такое внутреннее чувство, как будто эта борьба была мне необходима, чтобы выразить свой внутренний протест и несогласие с тем, через что прошла я на своём личном опыте.
А Мадо – это платформа, которая объединяет женщин из Ингушетии, или у вас есть какой-то международный аспект?
Он никогда не определялся конкретным форматом, насколько я понимаю, нет такого вот чёткого «этих мы берём, этих не берём», но он сложился и вырос на фоне этого. Не афишируются имена в целях безопасности и не все знакомы друг с другом. Мы не можем через соц сети призвать и сказать «Ребята, вот мы, давайте присоединяйтесь.» Это всё действует, страшно сказать, как подпольная сеть, и это просто единственный вид существования проекта, иначе его просто обрубят со всех сторон. Проект – это действительно голоса женщин, и в этом уникальность этой площадки, что это не кто-то один, кто собирает говорит обо всём и даже название о том, что как будто бы девушки садятся, встречаются и разговаривают между собой. Он как раз про то, что девушка услышала, что происходит, и выражает своё мнение, и таким образом разворачивает, меняет фокус, заставляет о чём-то задуматься.
У вашего проекта есть какие-то цели или форматы, на которые вы ориентируетесь, то есть как в принципе происходит работа? Есть редакторка, и все присылают свои тексты или вы думаете, на какую бы тему хотелось поговорить?
Ну у нас, конечно, есть чат, где мы общаемся и всё обсуждаем. Тот, кто в регионе, так или иначе наталкивается на ежедневную повестку, какая-то фигня происходит постоянно, и мы эти истории просто поднимаем. Иногда мы думаем, как об этом правильно сказать, иногда мы на них реагируем. Это опять-таки мониторинг соц сетей, их не надо сильно мониторить, ты просто открываешь свою ленту, и на тебя вываливается сразу тонна всего. Всегда есть с чем работать, всё, что мы делаем – это аккумулируем и обозначаем свою позицию, что самое важное. Нам всегда преподносят это с одной стороны, с одним углом, совершенно точно с мужским взглядом, как вот это так должно быть, и работы непочатый край. В общем-то это и есть наша задача – рассказывать, как это по-настоящему, как мы это видим, а что мужчины региона – что они нам пытаются сказать? Что они вообще с нами хотят делать? Таким образом мы помогаем нашим читательницам сверяться со своими чувствами и понимать, что да, действительно, здесь какая-то фигня происходит, и то, что мне муж сказал, об этом девочки сейчас писали.

Ещё очень важно развенчивать миф, что феминизм – это какая-то западная идеология, что здесь нам сейчас будут наши традиции разрушать. Мы совсем не про это и мы как-то пытаемся это донести. Приходится, действительно, называть себя феминистками, но суть в том, что взляд феминистки - это должен быть нормальный человеческий взгляд. Мне кажется, у феминизма не было бы необходимости вообще существовать, если бы люди были изначально толерантны, адекватны и воспринимали всех равными. То есть нам приходится эту форму использовать, и она колет им всем глаза. Вот мужчины боятся, что женщины сейчас сядут всем нам на шею, нас сломают, победят и всё прочее. На сегодняшний день феминизм на Кавказе на таком уровне...это такая первая ступень, - она о том, что у тебя просто есть права. И самое главное, о каких правах мы сейчас говорим на Кавказе – это то, что у нас есть права на жизнь, перестаньте нас убивать, перестаньте нас бить, перестаньте нас насиловать, перестаньте нас воровать. Иногда приходится бороться будто с настоящим средневековьем. Всё в совершенном зачатке.
Ты сказала, что ваш локальный и мировой феминизм отличаются, то есть тебе кажется, что у мирового феминизма какие-то другие цели или другая повестка?
Знаешь, не то чтобы повестка, я по своим ощущениям скажу, мне кажется, что у них более продвинутые задачи, как будто они уже одну ступеньку в головах людей перешагнули, будто бы в головах людей что-то уже поменялось. Аудитория уже готова их слышать, прислушиваться, и тогда как будто бы там легче продвигать дальнейшие идеи. У мирового феминизма значительно больше поддержки, там женщина может говорить: «Да, я феминистка.» Ты не можешь этого делать на Кавказе, это будет просто твоё последнее слово. В этом и отличие, я это имею в виду: не в том смысле, что где-то кому-то легче, а кому-то хуже, но в том, что там безопаснее и больше поддержки. Если феминистка на Западе что-то сказала, и она исчезла после этого, то поднимется шум. Если женщина сказала на Кавказе, то она пропадёт так, что никакая эксгумация не поможет. Для этого необязательно быть феминисткой иногда, достаточно быть просто женщиной, которая что-то захотела купить своим детям. Это отсылка к случаю, который действительно недавно произошёл.
А вы видели себя частью какого-то российского феминистского движения, когда делали инициативу и думали ли о том, что может делать что-то совместное или это не то, что является актуальным в данный момент?
Я боюсь, что я не могу говорить за всех, так как я всё-таки не нахожусь в регионе, но вообще в моём представлении, учитывая то, как мы сейчас работали, то, что мы делали, мы – часть российского сообщества и не проводим никаких отличий совершенно точно, потому что, ну во-первых, мы включены в российский концепт границами, мы – часть субъектов, часть России. Наши женщины и наши мужчины приезжают сюда, на среднюю и центральную полосу, мы здесь учимся и работаем и живём. Постоянно происходит взаимодействие, и, собственно говоря, мы постоянно ориентируемся и на местных феминисток, мы также рассказываем нашим читательницам про ситуацию с Юлей Цветковой, например. То есть, я не считаю, что мы в отрыве. В отрыве, наверное, только потому, что мы на таких начальных ступенях, и мы, конечно, ожидаем, наверное, что нас тоже будут поддерживать. Я связывалась с нашими известными деятельницами, мы говорим о себе, - нас упоминают, нас знают. Это больше не про поддержку, это про то, чтобы сказать «Мы здесь тоже есть, это круто, мы все вместе.» Как бы напомнить о том, что мы вообще все вместе делаем одно и то же дело.
А есть ли у тебя ощущение, что в таком мейнстриме феминистском в России чего-то не хватает, может быть, какие-то темы недостаточно поднимаются или освещаются?
Я боюсь, что у нас не хватает – опять-таки в свете последних событий с Юлей Цветковой, это также связано и с нашей Кавказской тематикой с точки зрения безопасности – не хватает поднятия вот этих проблем ущемления прав вообще в принципе всех, и геев в том числе. Не хватает людей, не хватает громких голосов, не хватает конкретно тех, кто будет выходить на передовую, скажем так. И не хватает площадок, где они могли бы развиваться. Потому что все друг друга знают, площадок мало, мест мало, куда можно прийти, где можно получить какие-то знания. И чаще всего самыми продвинутыми по защите прав женщин оказываются как раз центры, которые борются против насилия, кризисные центры, - те, например, московские, которые мы знаем, - они становятся такой отправной точкой, откуда что-то может развиваться.
А как тебе кажется, нужна ли в российском феминизме дискуссия про пересечения дискриминаций, то есть про то, что ещё есть расизм в России и другие дискриминации?
Да, мне кажется, что это необходимо! Мне кажется, что нетерпимость любая: нетерпимость к женщине, нетерпимость вообще к кому угодно, это очень пересекаемые вещи. Как только у людей будет взращиваться толерантность, допустимость, что другой может быть другим, эта допустимость будет применяться и к женщине. Это просто необходимо, ты перестаёшь быть человеком, если ты в это не включён. У меня такое чувство, что у людей не хватает какой-то настройки, мне буквально хочется подходить и нажимать какую-то кнопочку, чтобы это загоралось. Потому что, на мой взгляд, это очень простые вещи: про право быть таким, про право на самовыражение. И мне кажется, это очень больная идея – потребность ожидания от мира быть таким, как я того хочу, что вот эти, значит, не будут с этими спать, а женщины вообще будут варить борщ. Или потребность давать какие-то распоряжения, советы, вот какая женщина должна быть, и вообще ожидания от того, что женщина такая, а я такой. Вот это всё какое-то очень про большое нездоровье, поэтому мне кажется, что как только начинает прорабатываться один аспект, тут же начинает подлечиваться другой, я так думаю.
Есть много критики кейсов, когда феминистские активистки делали какие-то мероприятия и пытались говорить про права женщин на Северном Кавказе, и это был какой-то взгляд свысока с критикой платков, и мне очень хочется, чтобы такого не было, потому что, мне кажется, это ещё больше воспроизводит стереотипы и углубляет дискриминацию.
Интересно, что ты упомянула сейчас платки, ведь феминизм вообще не про платки. Феминизм, и в том числе кавказский феминизм, это про то, что женщина должна решать, хочет она носить платок или не хочет. То есть феминистка может быть в платке, также как и феминистка может быть лысой или отращивать длинные волосы, также как феминистка может делать всё что угодно со своим телом и одеваться, во что ей удобно, во что она хочет. Вот эта история о том, что женщинам нужно скорее снять платки и это феминизм – это, на мой взгляд, тоже немного заблуждение, такое «догнать и причинить добро», и сейчас, мол, мы вас научим, как быть свободными. А вы просто подтвердите это право за нами – право быть свободными – и мы сами разберёмся, что мы хотим! А к сожалению, феминизм, получается, такой: придём, спасём женщин и сдерём с них платки. А для многих это большая и болезненная травма, они привыкли к этому, они не готовы, это единственный их способ существовать в мире – быть закрытыми. И это явно им что-то даёт. Возможно, в том числе, и какую-то защиту от мужчины, это какой-то механизм, который очень им необходим. И я не упоминаю сейчас религиозный аспект и веру – это личные и очень глубокие чувства каждого человека. Но здесь скорее про право выбирать, а не про то, что если я иду в платке, то я и феминисткам как-то неугодна, потому что теперь они меня рассматривают как угнетённую какую-то женщину.
А как вы в группе когда что-то планируете, обсуждаете ли местный язык или какие-то культурные истории или религиозные, Есть ли у вас идеи о том, что это нужно обсуждать и в какой форме?
Да. Приходится, правда, стараться. Так складывается, что мы во многом, включаясь за проблемы женщин на Кавказе, мы будто во многом обесцениваем местные традиции и пытаемся как будто уничтожить их давнишние устои, которые очень ценны. И я думаю, мы обращаем внимание на то, что для нас важно подчеркнуть ценность и необходимость и нужность всех этих традиций, потому что было время, когда это было важно и нужно, и они тогда были нужны и соблюдались. Мы таким образом стараемся напомнить, что мы их не обесцениваем, мы не говорим, что эти традиции ужасны, мы говорим о том, что к современному миру они не совсем применимы. Давайте просто примем, что они прекрасны, эти ваши традиции, но сейчас они не подходят, с ними уже неудобно, они давят, они мешают развиваться и прочее. Этот момент мы стараемся учитывать ещё и потому, что не хочется вызывать такого, ну я сейчас говорю за себя, у меня нет желания и потребности ранить чьи-то чувства, всех оскорбить и уничтожить, - у меня есть потребности и желание донести мысль и попросить людей попробовать задуматься по-другому. Я, конечно, могу сказать, что иногда включается такая злость, что хочется просто каким-то годзиллой пройтись по городу и растоптать всё, но это нецелесообразно, мы так не сможем, это тоже неправильно – так агрессивно сметать всё на своём пути. Нам нужно как-то подействовать, чтобы развернуть просто чуть-чуть, чтобы люди начали включаться и понимать позицию женщин. И тут нужно учитывать этот момент, что ревностные традиции, ревностные блюстители традиций – мы всегда будем вызывать у них агрессию. В том числе исламский аспект, нам нужно напоминать о том, что у женщины есть права, гарантированные ей и религией. Мы, конечно, это обсуждаем, у девочек у многих есть какие-то программы, к ним обращаются журналисты, пишут какие-то статьи, местное телевидение. Так или иначе, женские позиции озвучиваются. Прежде всего, это внимание вообще к жизни женщины, что женщина должна иметь право и на медицинское обслуживание и на образование и, в конце концов, на жизнь.
А думали ли вы о каких-то параллелях, просто есть, например, исламский феминизм – думали ли вы тоже как-то позиционировать себя в этих рамках?
Ты знаешь, нас же много, и кажется, у всех какая-то своя индивидуальная позиция, но я не помню, чтобы мы так чётко об этом разговаривали и проговаривали – А ты какой феминист? А ты о чём сейчас? Про что ты?... Каждый, наверное, как-то по-своему. Я могу сказать про себя, я думала об этом накануне нашего интервью и думала – а какая я феминистка, а что я вообще делаю как феминистка? Я у своего партнёра тоже спрашиваю: «А я выгляжу как феминистка, а я делаю что-нибудь как феминистка?» И потом эта мысль у меня возникла, что феминизм, блин, это моё жизненное состояние, моё представление, моя жизненная позиция. Мне не нужно для своей позиции вешать какие-то значки или ставить какую-то подпись в аккаунте в инстаграме. Это просто моё восприятие жизни, я через эту призму смотрю на весь мир. И я желаю, чтобы все были феминистами. У меня дети-подростки, взрослые мальчики – очень феминистские дети растут, и мой партнёр тоже, мне кажется, феминист. То есть, мне кажется, феминизма так много, его можно ставить в какие-то рамки, для кого-то правда могут быть важны эти маркёры, но с моей точки зрения, когда я спрашиваю себя, а что я делаю для феминизма, то я понимаю, что свою активную позицию я выражаю в любом месте. То есть для меня это уже есть моё мнение. Встретила ли я соседку, или у родственников на посиделках кто-то посетовал, что Вайнштейна посадили – и тут я включилась, и я знаю, что даже этот разговор, где сидят за столом 5 человек, если кто-то один эту идею вынес, то уже какое-то зерно падает людям в мозг, то есть это просто образ жизни, а не то, что я вдруг включаю себя и становлюсь феминисткой и куда-то иду с каким-то плакатом, но это активная жизненная позиция. Это для меня такое естественное личное, натуральное какое-то чувство. И оно во мне выросло, я точно знаю, потому что я помню свой период, за который уже сейчас я не испытываю столько стыда, я понимаю, что это был целый комплекс воспитания и патриархальной культуры, я в какой-то момент была мизогинной и могла шеймить направо-налево. Я рада, что смогла это преодолеть и знаю, какими способами. Я знаю, что меня заставило переосмысливать и благодаря этому я знаю уже, как и с другими людьми общаться, чтобы помогать им переосмысливать.
А как тебе кажется, что обязательно должно быть в идеальном феминистском будущем, какие-то ключевые моменты?
Что должно быть идеально? Ну если это какая-то прекрасная утопия.. У меня есть страх и подозрение, что этого не будет никогда, потому что откат в такое слитное единство с природой, возможно, человек уже не сможет достичь. Мне кажется, что в идеальном таком феминистском обществе человек должен будет просто очень хорошо быть в контакте со своим природным естеством, осознавать, что он – биологическая единица, ну и вот просто так вот быть без каких-то постоянных соревнований, а как у любого животного на Земле иметь право быть по рождению. Потому что человек изначально тоже живое существо, наш апгрейд – это то, что мы можем мыслить, говорить, мы можем объединять людей вокруг себя, но изначально мы такая же единица природы. И наверное, я об этом говорю, но боюсь, что в связи с тем, как складывается развитие и прогресс с конкуренцией, и ведь законы выживания так работают, что должна быть конкуренция, я боюсь, что нам этого не удастся достигнуть. Ну и плюс всякие психические отклонения у людей тоже никто не отменял. Поэтому, возможно, в этом тоже есть естественный процесс, какая-то борьба будто происходит и кто-то один должен кого-то подавлять, а кто-то другой должен как-то тоже с этим справляться и наказывать подавлятелей, ставить их на место. Сейчас так принято говорить о собственных границах и о возможности оставаться в природе, в жизни, в мире и среди людей, не задеваясь границами друг об друга. Мне кажется, это невозможно. Вопрос в том, найдём ли мы способ как-то взаимодействовать, чтобы всем было комфортно, а вот это очень сложная задача. Потому что, если, например, я в своём кругу могу выстроить отношения со всеми так, чтобы всем было комфортно и мы будем договариваться, то готов ли весь мир пойти на такие условия? Наверное, такая идеальная феминистская среда – это, наверное, когда все могут адекватно договариваться, говорить про себя честно, искренне, по-настоящему, быть готовыми услышать, даже если это супер-неприятно, но как-то находить компромиссы и взаимодействовать в этом. Это был бы, конечно, успех.
Если вдруг есть что-то самое любимое, что у вас происходило, я могла бы его приложить, прислать...
Нам как-то в личку обратились, и я помню, что испытала тогда острую боль. Я написала пост в Мадо – это был такой голос отчаяния уставшей женщины с маленькими детьми, которые в тяжелых условиях, где муж её не слушает и хочет взять вторую жену, а она с утра до вечера за его родителями смотрит... И моё сердце просто пронзило, я вспомнила свою жизнь, пропустила это через себя и у меня была потребности написать какой-то ответ сёстрам. Для меня было важно сказать, что мы не обязаны через всё это проходить, и вы не виноваты, что вы там оказались. Наверное, знаешь, для меня важность площадки Мадо – это то, что мы всегда взаимодействуем с реальностью, которая, чёрт возьми, происходит прямо сейчас. И мы на неё реагируем, и мы являемся голосом тех женщин, которым некуда пойти и некуда сказать. Вот она там дома с детьми и ей некому пожаловаться. Куда бы она ни пришла: к маме, к папе, к брату или сестре или подруге, ей все скажут – терпи, и мы все терпели, а что ты жалуешься, да ты не первая женщина! И она не получит поддержки. Мы же как будто за неё можем сказать. Это мой пост, но он один из моих любимых, потому что он для меня символ того, что мы можем стать голосом всех остальных женщин, мы можем говорить за них. И таким образом те, кто читают, понимают, что они не одни, и это уже часть поддержки, просто хотя бы какой-то ресурс на следующий день.

2
Тата, авторка канала "Что хочу сказать, Мадо..."
Пару слов о себе, как вы пришли к феминизму, как вы нашлись с группой, какие у вас основные цели, идеи?
Мне 33 года, у меня трое детей, и я живу в регионе, где права женщин очень-очень ущемлены, и я сталкивалась с этим на протяжении всей жизни, так как я из большой семьи, где большее количество мальчиков. Не скажу, что я родилась феминистской, но, как сказать, сопротивление тому, что там происходило, еще с подросткового возраста у меня было. И какое-то осознание происходило, что я вроде бы тоже человек, но в моем случае всё бывает или хуже, или меньше, или подавляющее что-то. В общем, мне повезло вырасти в городе, где, скажем так, отношение к женщине было полегче. То есть я увидела, что люди живут по-другому, что мне необязательно быть потребляемой мужчинами, или обществом или какими-о традициями. К сожалению, потом, так уж получилось, опять же, это связано с тем, что я родилась в семье с традиционным укладом, и я вышла замуж и попала в среду, которая для меня была, ну не знаю… испытанием это назвать или что.. было очень тяжело. В первые несколько лет я думала, что, наверное, так нормально. И когда я уже поняла, что со мной что-то происходит, какие-то метаморфозы происходят, я начинаю становиться какой-то амёбой, кому не лень меня пнут, и я должна промолчать...

И в какой-то момент я подумала, что я одна такая, что если я противлюсь этой системе, то значит, что со мной что-то не то. И я замыкалась в себе, у меня практически все отношения с подругами (с друзьями у меня отношений не было, это было запрещено) у меня сошли на нет. Я не могла прямо сказать, что считаю что-то неправильным, что я должна терпеть какие-то ненормальные отношения к себе или к детям. Потому я для себя решила, что я должна перетерпеть, что это какой-то этап в моей жизни, когда я просто вот для себя наберусь опыта и сделаю всё, чтобы мои дети этого не увидели. И в один день я поехала к своей подруге детства, она всю жизнь, кстати, была таким правильным ребёнком, насколько я её помню, она была такая как будто не шла, а маршировала… и вот мы с ней начали разговаривать и я просто в шоке: я начинаю говорить, а она заканчивает мои слова, фразы... И во мне было столько радости от того, что я не одна! Я помню, что она смотрела на меня с такими огромными глазами, я говорю «Блин, ну как же так, а я думала, что я какая-то неправильная!» В общем, это сейчас я понимаю, что это могла быть своей рода миссия, что мне нужно было туда попасть, мне нужно было всё это испытать, нужно было потом познакомиться с новыми людьми, которые для меня сейчас как семья и я не представляю своей жизни без них, потому что мы может в чём-то и расходимся, например, не знаю, в стратегии может быть какой-то, но я поняла, что мне посчастливилось встретить адекватных рационально мыслящих людей, и вот сейчас уже год, чуть меньше года, я нахожусь в таком состоянии, когда я понимаю, что что-то должно произойти и я буду частью этих событий. То есть какого-то изменения мира что ли; я понимаю, что это какая-то миссия, и я этому очень рада, что я вхожу в состав, скажем так, людей, которые могут поменять этот мир. Для меня это очень важно.
А вы в группе, то есть наверняка находитесь в разных местах и общаетесь онлайн, есть ли у вас какие-то общие планы, общие цели постить 10 постов в неделю или делать большую статью..?
Да, мы каждый день обсуждаем кто, что как, кто что должен сделать, сколько постов у нас будет, кто будет ответственен за эту сеть, кто за другую. У нас есть план, которому мы придерживаемся. Девочки пока с этим справляются. План у нас, конечно, - это расширяться, то есть мы хотим больше, мы хотим, чтобы люди нас услышали. Может быть, сейчас мы понимаем, что это происходит не по щелчку пальцев, мы понимаем, что, может быть, мы – это начало, и, может быть, наши дети потом это продолжат, то поколение уже будет другим. То есть у нас планы на всю жизнь, и даже продолжить после того как нас не станет. Мы хотим, чтобы это продолжили другие. Наши дети, например.
А есть ли у вас какие-то другие примеры проектов, которые делают в других регионах что-то? Есть ли у вас ощущение, что вы часть российского феминистского сообщества или мирового?
Да, но вот у меня в последнее время, учитывая то, что мы постоянно делимся информацией, да, у меня есть осознание того, что я часть всего абсолютно, всей системы, скажем так, которую мы будем постепенно внедрять. Но хотелось бы начинать с нашего небольшого региона, потому что здесь просто мрак. Просто… мы каждый день с этим сталкиваемся, мы каждый день сталкиваемся с угрозами. То есть элементарно какие-то вещи, которые, казалось бы, других людей это вообще не коснётся, не заденет и ничего не будет – мы каждый день подвергаемся тому, что нас преследуют (онлайн, естественно), конечно, все грозятся и расправой, хотя мы ничего плохого и не сделали, чтобы нам могли угрожать. Мы просто есть, мы хотим, чтобы у всех женщин была счастливая жизнь. Мы просто боремся за свои права и не больше. На самом деле, здесь всё очень сложно. Если в других странах нет как таковых проблем, то есть там всё-таки правовая система очень мощная, то у нас это прям… Мрак. То есть я в своей семье не могу это озвучить, понимаете? То есть, если мой муж узнает, что я участвую в чём-то, что идёт против традиций или против уклада и системы, то это всё очень плохо закончится. То есть настолько плохо, что я одна в своей семье. Ни сёстрам, ни братьям я не могу это рассказать.
Да, я понимаю. Для меня ещё большой вопрос, как выстраивать условную солидарность на уровне страны и на уровне мира, потому что есть проблемы специфические для разных регионов России, но, мне кажется, ещё неправильно, когда какой-то стереотип складывается, что по-любому, не знаю, в Чечне или Ингушетии все такие тёмные и ничего не понимают. Мне кажется, этот разговор нужно как-то менять...
Знаете, когда идёт обратная связь наших женщин и когда мы видим, как они рассуждают… Для нас любое их единомыслие с нами – для нас это такая победа! Мы так радуемся тому, что наши женщины – они понимают и задумываются, они понимают, что это неправильно. И вот эта отдача, которая идёт на том же канале, то есть нам пишут обратку, делятся своими мыслями, и я понимаю, что нас на самом деле гораздо больше, чем мы думали, просто ещё боятся, но это закончится скоро, я думаю.
Очень классно, что у вас такой оптимизм. Я хотела ещё спросить, пользуетесь ли вы, когда планируете что-то вместе с группой, думаете ли вы о том, чтобы сделать феминизм более локальным, говорить об этом на национальном языке, как локальную повестку туда ещё внедрять?
Да, не знаю, читали ли вы канал, вот недавно был пост о том, что мы идём вразрез с системой и традицией, что мы враги народа, потому что мы хотим тут всё разрушить. Ответ был дан, что, напротив, мы переживаем за наш народ, мы переживаем, что сегодня мы пришли к тому, что есть. Конечно, у нас бывают некоторые разногласия в группе, некоторые из нас хотят всё сохранять, а другие из нас: «Да, давайте сохранять, но здесь у нас есть совсем плохое, что нам не нужно, а есть что-то, что мы можем оставить». Конечно, у нас есть такие мысли и мы приводим хадисы и суры из Корана. Но, как правило, трактовка этих сур, то есть мужчины нам могли половину суры рассказать, то, что им выгодно было, а остальную часть, которая абсолютно не соприкасается с первой частью – они нам это не рассказывают. Про многожёнство, например, там говорится-говорится-говорится то, что мы вам разрешаем, мы даём вам право выбора, даём вам возможность жениться, если вы хотите, и там перечисляются всякие вещи, то что должен сделать мужчина, чтобы жениться. И в конце этой суры говорится, что ну, вы же не сможете (как я понимаю, в многожёнство? Н.), поэтому просто ничего… а они это опускают, они не думают, даже не читают об этом. А мы постоянно вносим ясность, и, конечно, им это не нравится, но зато люди задумываются! В канале был ответ про то, что мы переживаем то, что, наоборот, всё уйдёт, потому что до сих пор говорили мужчины, а женщина была абсолютно бесправной, не было прав вообще ни на что, кроме как быть только для них, для мужчин. И кто чему мы пришли? Мы пришли к полной деградации, к тому, что сейчас есть, это не очень хорошо. Я не знаю, мужчины, может быть, и засомневаются в том, что мы правы, но женщины отвечают, что очень клёво.
Очень классно, что вы говорите, что некоторые вещи хорошо сохранить, а некоторые лучше отбросить. А как вам кажется, если б наступило идеальное феминистское будущее, что там было бы обязательно? Какие-то ключевые моменты, которые точно важны.
Ну, понятное дело, что наша цель – это равноправие. Я думаю, что уверенность каждого человека в том, что он человек, что каждая жизнь ценна независимо от того, мужчина ли он, женщина, старик, ребёнок, неважно, гей он или гетеро – неважно, главное, что его жизнь ценна. Когда человек ощущает свою значимость, то, что он есть и это клёво – это самое главное. Это и есть наша миссия как женщин, феминисток, чтобы каждый человек понимал, что он значим.
Пара самых любимых постов/высказываний на канале?
Есть несколько постов, которые я сама всегда перечитываю над с которыми начинаю смеяться. Пост про обезьян, про приматов – мне безумно он понравился. Про мужскую логику мне понравилось – мусульманину выходить замуж за других мусульман нельзя, потому что мы – вот эта национальность, а жениться 4 раза нам можно, потому что мы – мусульмане. Мне очень нравится этот сарказм в постах.