Язык / Language:
Russian / Русский
English
Невыносимы
вместе
Музыка: Zaghaft — 3tot,
Lach und Flüster — 3tot,
O.T. — Erweiterte Orgasmus Gruppe,
Nazis Raus — Namenlos,
Chemnitz Stadt— Baumarkt
Звуковое искусство: T Blank
Освоение: Максим Франкс
Студия: reboot.fm / Наоми Кайрон
Редактирование: Тинэ Раэль Волкер
Английский перевод: Сара Стивенсон
Редактура: Нинэ Эглантинэ Ямамото-Массон
Интервью с Нэнси Андлер, Беттиной Дзиггел, Тиной Элишер, Самирой Кенави, Надей Шалленберг
с цитатами Карин Дауенхаймер, Ральфа Доуза, Гунна, Самиры Кенави, Маринки Керцендерфер, Габриэль Штотцер, Гизелы Вольф, из школьной книги ГДР и Уголовного кодекса ГДР
Мы также хотели бы поблагодарить Сузу Хуссе, Эльске Розенфельд, Ребекку Эрнандес Гарсия, Диану Маккарти, Кристину Шмидт, Карину Клугбауэр, Биргит Босольд
и всех тех, с кем мы имели удовольствие сотрудничать на разных этапах этого проекта в прошлом году: Яна Фрисс, Елена Шмидт, Мэнди Штибер, Тине Рахель Фёлькер и всех, принявших участие в серии мероприятий »Asozial« geliebt-geliebt asozial? в Raumerweiterungshalle
Эрнест Ах, Сабрина Саасе
и Ли Стивенс из Raumerweiterungshalle collective
Сценарий аудио-пьесы
документальная мозаика
Перевод: Анита Азизи
Редактура: Вика Кравцова
Производство Raumerweiterungshalle 2018

Произведен в контексте «wild recuperations.materials» из
ниже: Художественные исследования в архиве оппозиции ГДР, сотрудничество между Берлином и архивом ГДР Оппозиции/Robert-Havemann-Gesellschaft e.V.
tags: Активизм, Квир, Лесбиянки, ГДР, транс*сообщество, расизм, искусство, протест, Германия
6-е заседание женской группы «Между пробуждением и упорством».
Йена, Пентакост, 1989 год.
Изображение справа: Самира Кенави, основательница Архива GrauZone.
Фото: Керстин Баарманн, архив GrauZone в Архиве оппозиции в ГДР.
МУЗЫКА: Загафт (Неуверенно), 3tot
Тина Элишер
В каком-то смысле я всегда знала, что я лесбиянка. Но я думала, что я была единственной во всем мире.
Надя Шалленберг
Получить информацию - сложно.
Беттина Дзиггель
Только намного позже мы поняли, какой была наша роль на самом деле: годы спустя, после того, как стена рухнула, я встретила женщин, которые сказали мне, что мы были важны для них. Из-за нас они поняли, что были не одни. Именно поэтому мы основали рабочую группу: чтобы преодолеть эту изоляцию. Мы были первопроходками; мы дали им силы раскрыться.
Нэнси Андлер
Быть гомосексуалисткой было не легко, потому что я к тому же была черной. Ну, я все ещё темнокожая. Но быть гомосексуалисткой было легче, чем быть темнокожей.
Надя Шалленберг
Там была эта книга Райнера Вернера о разных сексуальностях и еще много о чем; там также упоминалась транссексуальность, травести и трансвестизм - просто короткая статья. Сначала я думала, что я трансвеститка, но потом, в какой-то момент, я поняла, что я хотела большего, или, скорее, что я была большим, чем это.
Тина Элишер
Обычно вы узнаете об определенных кафе или клубах через личные контакты. Как Ирина была такой боевой, глупоко погружена в эту сцену, так и во мне есть немного этого боевого духа.
Нэнси Андлер
Только когда я стала немного старше, я наконец сделала каминг аут. Так мне было легче. До этого не было. До этого я думала, что быть черной, это уже достаточно выделяться, и что, вдобавок к этому, я не должна была выходить за рамки в любом смысле.
Надя Шалленберг
Я была в Мекленбурге в своей тарелке, так сказать, и там не было ни каминг аута, ни кросс-дрессинга. Это было в 1989 году, когда я поехала в Берлин и познакомилась с гей- и лесбийской сценой - и тогда все действительно пошло в гору.
Нэнси Андлер
Мне наплевать, если люди в ужасе от того, что я гомосексуалистка.
Надя Шалленберг
И я была сильной трансухой!
Тина Элишер
На передовой лесбийской борьбы!
Беттина Дзиггель
Мы не невидимы, мы существуем!
Маринка Кёрзендёрфер,
Лесбийская организация в ГДР [1], 1989, GrauZone
У нас есть свой язык, свое мышление, и мы можем даже действовать независимо.
Есть кипы сочинений, писем, транскриптов встреч и выступлений, журналов, личных заметок. Мы проводим исследования в GrauZone уже несколько месяцев. «Мы»: Сабрина, Ли и Эрнест из Raumerweiterungshalle, коллективного пространства для проведения мероприятий с квир феминистским фокусом в Берлине. Нас интересует, как лесбиянки в бывшей ГДР проживали их лесбиянство; их стратегии в политической и культурной деятельности. За что они боролись? Самира Кенави собрала архив GrauZone из разрозненных личных коллекций в начале 1990-х. Сегодня архив GrauZone - это часть Архива оппозиции ГДР, которая документирует движение женщин и лесбиянок в ГДР.
Самира Кенави
Тогда я изучала и пересматривала движение женщин/лесбиянок в ГДР и делала его видимым, потому что это казалось мне важным, особенно в Берлине, учитывая ситуацию в то время. В контексте дискуссии с Западно-Германским женским движением, было важно показать, что в ГДР также были движения женщин/лесбиянок, и что их темы, фокусы и стратегии были совсем другими, потому что, ну, ГДР была другой страной.
Беттина Дзиггель
Речь идет об этом периоде времени, не позднее, потому что тогда произошло нечто совершенно иное, а именно, возник новый социальный порядок. Или, ладно, он не “появился”,
он уже был там, и мы были включены в него.
Самира Кенави [2]
Важно учитывать эту ситуацию в социальном контексте, потому что, в противном случае, некоторые детали могут показаться гротескными. Важно иметь общее представление о общей картине, иначе детали мозаики будут выглядеть либо странно приглушенными, либо зловещими.
Надя Шалленберг
И чтобы вывести это из тени ...В ГДР было транссексуальное движение; да, ближе к концу, но оно существовало. Каких изменений оно хотело достичь, куда оно направлялось и что с ним стало - ну, никто никогда не проливал на это свет. И это тоже критика этой сцены, этого исключения. Например, этот фильм[3] был сделан, почему снова только о лесбиянках и геях? Почему бы мы, трансы, не фигурируем?
Маринка Кёрзендёрфер [4]
Чтобы узнать, где кожа слишком тугая, где складывается, где мешает свободному движению или тому, чтобы выпрямиться, надо быть в этой коже.
Карин Дауенхаймер [5]
Текущая ключевая характеристика нашей лесбийской эмансипации - поиск наших собственных шансов и эксперименты с нашими собственными идеями и борьбой.
Прошло почти три десятилетия с момента воссоединения. Многие из голосов, с которыми мы сталкиваемся в архиве, все еще с нами, и с ними можно связаться. Таким образом, мы смогли напрямую спросить людей, о чьих жизнях это исследование, и чья борьба проложила путь для нас во многих отношениях. Где вы встретились? Какова была жизнь в гетеросексуальной тюрьме? Какие страхи вы должны были преодолеть, и какой творческий потенциал требовался от вас для этого? О чем вы мечтали? Было ли у вас осознание, что вы - группа?
Нэнси Андлер
Тогда я никоим образом не принимала активного участия ни в каком движении. Никогда раньше этого не делала, и до сих пор не делаю. Почему-то, я не уделяла особого внимания проблемам женщин, и проблемы лесбиянок меня тоже не интересовали. Я просто жила своей жизнью и знала некоторых людей.
Беттина Дзиггель
Мы не знали, что делать дальше, поэтому мы собрались вместе.
Самира Кенави
Конечно, быть лесбиянкой не было чем-то особенным, и в этом проблема. Это было одной из причин, почему основались разные группы. Берлинская лесбийская группа (Berliner Lesbengruppe) была одной из них, а также другие работающие группы о гомосексуализме, которые чаще всего встречались под крышей протестантской церкви.
Нэнси Андлер
Ну, мы ходили в клубы.
Тина Элишер
Сначала мы ходили в Buschallee, в место, известное как Busche. Для всей яркой команды. Тогда сцена еще не была такой разделенной: готы - здесь, панки - там, геи - здесь, здесь - только для лесбиянок ... все было смешано. И это казалось мне здоровее с точки зрения общего и взаимного принятия.
Надя Шалленберг
Это был совершенно другой контекст, там была солидарность.
Lesbenfest (лесбийский фестиваль), Йена, 1987
Фото: Пеа Леманн, архив GrauZone в Архиве ГДР Оппозиции
Беттина Дзиггель
Квартал ЛШД: Лихенер, Шлиман, Дункер (смеется). Мы все жили здесь, в этом районе. Тогда, у нас не было телефонов, и общение было немного другим. Не обязательно сложнее, просто другим. Если кто-то не оставила записку на двери, мы всё равно знали, в каких барах она была бы.
Тина Элишер
Да, был еще Lietzenkunsthof, центр женского искусства; мы всегда туда ходили. В Лицене, Франкфурт/Одер, Лео тоже присоединился. Иногда они все еще туда ходят. Художник жил там с женой; она взяла на себя эту старую ферму во времена ГДР, и потом мы иногда ходили туда на выходных и работали там. Мы штукатурили старые свинарники и превращали их в арт-пространства и тому подобное.
Беттина Дзиггель
Ну, это кафе на Шенхаузере, оно, к сожалению, было превращено в игорный зал. За углом - Café Peking, но только некоторые из нас ходили туда, потому что они предпочитали богатых геев бедным лесбиянкам. И Vineta на углу Гляймштрассе и Шенгаузер. И кофейня рядом, я забыла её название, но Маринка помнит. И были еще Lychener, Fängler, да, это только некоторые из вечерних заведений.
Нэнси Андлер
А потом был Atelier, где также был гомо день, но я не знаю, было ли это после падения Стены или до. Так, что там еще было? Было больше гомо-пространств, т.е. больше мест для геев, чем для женщин, но это не удивительно, так оно и есть сейчас.
"А как насчет транс людей?" - мы задались этим вопросом во время нашего исследования. В архиве мы нашли только редкие анонсы разовых дискуссионных мероприятий по транс темам, а затем, в какой-то момент, выпуск frau anders за май 1991 года, текст «Лесбийские транссексуалки - я одна из них» Нади Шалленберг. Это серая зона внутри GrauZone. Но мы смогли поговорить с Надей Шалленбер о транс-группах, сформированных в период ГДР.
Надя Шалленберг
Не было никого. Я была единственной. Затем случилось воссоединение, и я в то время занималась воспитательной работой со своей партнершей. Я была в Доме молодых талантов (Haus der Jungen Talente), я организовывала вечерние беседы о транссексуальности. Я была в Веймаре, в Йене, в Дрездене, в Ростоке, в Шверине, я проехала около половины республики. Куда бы я ни приезжала - формировались группы. Я была своего рода искрой.
Надя Шалленберг
Не было никого. Я была единственной. Затем случилось воссоединение, и я в то время занималась воспитательной работой со своей партнершей. Я была в Доме молодых талантов (Haus der Jungen Talente), я организовывала вечерние беседы о транссексуальности. Я была в Веймаре, в Йене, в Дрездене, в Ростоке, в Шверине, я проехала около половины республики. Куда бы я ни приезжала - формировались группы. Я была своего рода искрой.

Я отдала Sonntagsclub все свои файлы с моими экзаменационными записями и т.д. Они сейчас в Schwules Museum. Тогда вы должны были пройти медицинские осмотры, чтобы определить были ли вы транссексуалкой или нет; это решали невролог и психиатр. В восточной части, Внутренний приказ по Транссексуалам [6] - такое замечательное слово - был принят за три года до Транссексуального Акта [7] Западной Германии.

Вы подавали заявку своему семейному врачу, и она отправлялась в Министерство внутренних дел, которое занималось жизненно важными записями, а затем в министерство здравоохранения. Затем заявка отправлялась дальше по своему социалистическому курсу, туда-сюда. Вы должны были быть обследованы, обычно это была медицинская экспертиза. Здесь положение могло быть улучшено: мы думали о том, как мы могли бы организовать медицинское обследование по-другому. Если результат был положительным, вы начинали гормональную терапию в Charité; операция проходила в Лейпциге с доктором Профессором Дитрих. Но вам не нужно было беспокоиться об этом. В ГДР гражданский статус иногда изменялся еще до операции.
Беттина Дзиггель
Я знала одну транс-персону. Мужчина, который перенес операцию, то есть изменение пола. Но он убил себя, потому что все прошло не так. В то время я жила в Лейпциге и не знал ни одну транс-персону.
Надя Шалленберг
Мой первый негативный опыт пришел после воссоединения: меня избили, я потеряла работу, и сцена внезапно исключила меня. Я не испытывала такого в ГДР - для меня это был культурный шок.
Нэнси Андлер
Я должна подумать об этом. На первый взгляд, я помню, но очень мало, и я все равно не смогу сказать когда это.
Тина Элишер
Да, транс женщина, да. Он был...Так, что он делал? Он работал в регистратуре, она работала. Да она была принята из-за меня: так как все мальчики, которые там работали, были моими друзьями, мы вместе веселились. Oни знали, что я лесбиянка. Во всяком случае, они говорили "Она надевает колготки.” “Конечно, так это работает.” Никто не говорил "Фу, отвратительная лесбиянка, убирайся отсюда!"
Надя Шалленберг

В целом, я была более-менее вовлечена в гей-лесбийскую сцену, я была в гей сцене, потому что геи были более приветливы. Вообще-то, я была в гей и транс сцене. И потому что я была в Sonntagsclub, мы не разделяли вещи так. Как я уже говорила, лесбиянки были теми, кто исключил меня, поэтому я не чувствовала себя с ними комфортно.

Беттина Дзиггель

Поскольку у нас не было такого, мы не задавали себе этих вопросов. Я думаю, из-за этого возникло бы много споров: “Нет, это парень, я не хочу этого!” и “Была перерегистрация! Дайте женщине пройти!”. У нас никогда не было такой ситуации. Но, я думаю, это было бы достаточно тяжело, как и сегодня.

Надя Шалленберг

Транссексуальныx женщин исключают больше всего: они теряют больше в социальном и профессиональном плане. Я разбиралась с этим открыто и боролась за наши права, за наше социальное и политическое признание. И мы называли то, что делали - транс сила (tranny power). Мы действительно начали с бума. Это было дикое время, хорошие времена. Вы даже не представляете, какие великие идеи у нас были, но что стало с ними в итоге, просто печально насколько буржуазной стала сцена. Если бы вы были лесбиянкой или транс-персоной в 90-х, вы были левыми (либеральными). Так оно и было. Вы были политически прогрессивны, да, и это больше не так сегодня.

МУЗЫКА: NAZIS RAUS (НАЦИ ВОН), Namenlos (Безымянные)
С 1989 года до середины 90-х годов существовал нелегальный лесбийский Журнал, где выходили несколько выпусков в год. Это были советы и отчеты о мероприятиях, групповых презентациях, письма от читателей, обзоры книг, например “Зами” Одри Лорд. Обсуждаемые темы включали дискуссии об истории, силовых структурах, каминг аутах, лесбиянках и алкоголизме, лесбиянках и СПИДе, правовых вопросах, а также транс темы, гендерный язык, лесбиянок старшего возраста, доминирование геев, женщины в других странах, лесбиянок в сельской местности. Журналы также отправлялись в деревню. Редакция финансировала вопросы частично через совместные рабочие задания. Но некоторые общественные СМИ иногда также делали истории о гомосексуализме.

Беттина Дзиггель

Издание называлось Журнал. В 1987/88 была статья о гомосексуализме, сначала о геях, конечно же, и только потом про лесбиянок. И это было в журнале ГДР.
28 июня 1985 года слово гомосексуальность впервые появилось в газете ND (Neues Deutschland). В 1987 году первый в ГДР телевизионный репортаж о гомосексуализме транслировался в рамках шоу «Визит», в котором ученые развенчали предрассудки о лесбиянках и геях, а однополые пары поделились своими опытом. Затем 30 января 1989 года молодежная радиостанция DT 64 представила шоу “Mensch Du – Я лесбиянка” в которой группа женщин обсуждала проблемы с межличностными отношения, любовь, сексуальность и партнерские отношения. Было три эпизода. «Mensch Du - Я гомосексуалист» и «Mensch Du - Я гей» доступны в Немецком радиовещательном архиве. «Mensch Du - Я лесбиянка» никто не нашел. Видеозапись была, предположительно, записана на пленку.
МУЗЫКА: О. Т., Erweiterte Orgasmus Gruppe (Группа продолжительный Оргазм)
Маринка Кёрзендёрфер [8]
Наша рабочая группа не планировала быть просто заниматься болтовней, шитьем и сватовством; мы хотели объяснять структуры и выявлять связи, обсуждать другие проявления дискриминации в обществе. Это было определенно слишком утомительно и, возможно, слишком опасно для некоторых людей. [...] Нас знали как «лесбиянки террора» и «Радикальные лесбиянки».
Беттина Дзиггель
Это происходило больше на личном уровне. Если вы знали, где женщина жила и в какие круги она была вовлечена, вы шли туда или писали ей: “Привет! Не хотела бы встретиться?” Все делалось через почту, так что это было немного сложнее. Хотя, да, у Маринки был телефон, поэтому она всегда должен была помогать. Я обычно ездила на все виды презентаций в Ростоке и в Магдебурге, Лейпциге, Дрездене, чтобы представить рабочую группу и мотивировать лесбиянок в этих городах двигаться автономнее.
MfS-Richtlinie 1/76 zur Entwicklung und Bearbeitung operativer Vorgänge
(Министерство государственной безопасности, Руководство 1/76 по развитию и лечению операционных процедур), 1976
Секретное руководство 1/76 по лечению оперативных процедур регулирует тайную полицейскую деятельность Штази против политических противников. Надежная защита общества и гарантия его комплексной внутренней безопасности в ГДР требует, чтобы Министерство государственной безопасности работало нацелено, вело превентивную и сфокусированную работу, чтобы разоблачить и подавить все атаки противника.
Беттина Дзиггель
Задний двор, Alte Schönhauser. Я все еще была на смене. Женщины встретились, а потом я помню только, что пришла туда, а там никого не осталось. Я пыталась собрать всех вместе, а затем появились Штази.

Самира Кенави

В конце концов, гротескное насилие, реакция государственного аппарата и такой интерес международной общественности были совершенно непропорционально фактической деятельности группы.
В конце концов, гротескное насилие, реакция государственного аппарата и такой интерес международной общественности были совершенно непропорционально фактической деятельности группы.

Габриэль Штетцер была арестована в 1976 году за совместную организацию петиции против
изгнания из ГДР диссидента Вольфа Бирмана. После освобождения из тюрьмы она начала заниматься искусством с другими женщинами и основала художественную группу Exterra XX. С 1979 по 1986 ее деятельность находилась под постоянным наблюдением Штази в рамках Оперативной процедуры «Токсин», которая была нацелена на ее повторный арест. Иногда до 25 неофициальных сотрудников были назначены для слежки за ней.

Габриэль Штотцер

Они так старались найти политическую причину, чтобы объявить меня государственной агитаторкой и не могли найти ничего, поэтому они пытались сексуализировать и идиотизировать меня как женщину все больше.

Габриэль Штотцер

Они так старались найти политическую причину, чтобы объявить меня государственной агитаторкой и не могли найти ничего, поэтому они пытались сексуализировать и идиотизировать меня как женщину все больше.
Операция “Токсин”, 1979-86, Штази: файл на Габриэль Штотцер, ранее Кархольд
Черты характера, такие как своеволие (...)
Г.К. бисексуальна и у нее имеются большие проблемы со связью на чувственном уровне. Возможно, выражение себя в письме является своего рода компенсации. (...) Психическое состояние К. характеризуется истерией, паранойей, и постоянным беспокойством. (...) Г.К. политизирует большую часть ее собственной сексуальной стесненности и отчаянно движима ее обсуждением. Она психопатична и страдает от комплекса неполноценности. Общественная деятельность обработанной группы людей против государства должна быть предотвращена.
МУЗЫКА: LACH UND FLÜSTER (СМЕХ И ШЕПОТ), 3tot
Учебник ГДР, Biologie in der Schule (Биология в школе)
Гомосексуализм - это меньшинство.

Карин Дауенхаймер, Das Schweigen durchbrechen (Нарушая тишину), 1987, GrauZone
Некритическое большинство формирует норму.

Учебник ГДР, Biologie in der Schule (Биология в школе)
Гомосексуализм не следует отождествлять с педофилией, трансвестизмом (надевать одежду противоположного пола) или транссексуальностью (нарушение половой идентичности сопровождаемое желанием смены пола).

Ральф Доза, Von schwulen Ratten und anderes Getier (О гомосексуальных крысах и других созданиях), Магнус 2. 1990, Общество Магнус Хиршфельд
Гюнтер Дёрнер, известный как эндокринолог(исследователь гормонов), в Charite в Восточном Берлине,дает следующее упрощенное объяснение: «гомосексуализм» в крысах вызван определенной «нефизиологической» концентрацией гормонов в матке до или во время родов. Это вызывает мужскую / женскую дифференциацию мозга, а позже «Типично женское» поведение мужчин и «Типично мужское» поведение женщин. Измененный гормональный фон у беременных крыс может быть вызван, например, стрессом. В результате, в их потомстве самцы пресмыкались и позволяли взбираться на себя, а самки взбирались на других.
Это гомосексуальные крысы.
Надя Шалленберг
Да, Крысиный Дёрнер, как мы его называли.
Беттина Дзиггель
Крысиный Дёрнер! Я рассказала вам о нем.
Профессор Гюнтер Дёрнер,
Письмо к редакторам. Архивы сексуального поведения, 1983
Из данных можно сделать вывод, что [...] в будущем это может быть возможно, по крайней мере, в некоторых случаях - исправить абнормальные уровни половых гормонов при дифференцировке мозга с целью предотвращения развития гомосексуализма.

Гизела Вольф, Erfahrungen und gesundheitliche Entwicklung Lesbischer Frauen im
Coming-Out-Prozess (Опыт и состояние здоровья лесбиянок в процессе каминг аута), 2004
В 1979 году кафедра психологии в Берлинском «Доме здоровья» организовала
дискуссионную группа для лесбиянок, в которой приняли участие более 20 лесбиянок.
На встрече профессор Гюнтер Дёрнер говорил о его исследования по профилактике гомосексуализма и пытался поощрять присутствующих женщин в сдачи крови для гормональных тестов. Большинство сдали кровь. Дёрнер не сдержал обещание сообщить им о результатах.
Надя Шалленберг
Благодаря его исследованиям, гомосексуализм больше не считается болезнью. В случае транссексуалов он хотел доказать, что это генетическая предрасположенность, а не болезнь. Это всегда был его подход. Вот как я узналам его, он был отличным человеком, отличные разговоры, это было просто здорово.
Беттина Дзиггель
Крысиный Дёрнер (смеется). Он использовал крыс для исследования гомосексуализма и того, как его лечить. Нас ничего не связывало с Крысиным Дёрнером; мы услышали о нем и хотели организовать мероприятие. Кабаре или что-то типа того. Но мы этого не сделали. В то время было много разных влияний, и он был одним из них. Это заставило нас осознать, меня и мою девушку в то время, что нам нужно что-то с этим делать, так продолжаться не могло. Прикол в том, что эффектом было создание нашей рабочей группы.
Самира Кенави
Была рабочая группа в университете Гумбольдта, которая как я помню, была основана осенью 1984 года и каким-то образом пришла к выводу, что гомосексуализм не является медицинской
проблемой, а социальной. Но это только медленно привело к изменению политики и отношений государства с этими группами. Многие женщины, с которыми мы разговаривали, говорили - не для записи - у нас было три варианта: сойти с ума, стать активной и организованной, или повеситься.
МУЗЫКА: LACH UND FLÜSTER (СМЕХ И ШЕПОТ), 3tot
Беттина Дзиггель
Одинокие родители, воспитывающие детей, живущие с друзьями, в коммунах - это уже существовало. Существовало в небольших местах в Германии, в бывшей ГДР, где друзья жили так. Женщины, которые жили с другими женщинами.
Тина Элишер
Да, а потом меня спросили, выйду ли я замуж за гея-болгарина. Потому что я снова работала в бассейне. Я сказала “ОК, конечно!”. Однажды они пришли в закрытый бассейн, в сауну. Мой теперь бывший муж остался наверху, ждал, и Фредди, водитель трамвая, спустился вниз и сказал: “Привет, твой будущий муж ждет наверху со мной”. Я вышла за него тогда, и эти двое были вместе двадцать лет.
Беттина Дзиггель
Для нас это было о видимости. Мы хотели дать понять, что есть и другие сценарии, кроме замужних матерей, замужних работающих матерей. Есть женщины, которые выбирают другой путь.
Тина Элишер
Тогда я была безработной, что было довольно страшно в Восточной Германии.
Нэнси Андлер
Я не был асоциальной. Я работала. (Смеется)
Тина Элишер
Из-за политической системы было почти невозможно получить увольнение. Вы не могли потерять свою работу на Востоке.
И сначала было всего несколько, кто восстал и потребовал другой современности. Они были немедленно криминализированы как личности. Как и в ГДР, все женщины и мужчины, которые хотели сбежать от все более абсурдных социалистических условий производства и найти свое место в обществе, рабочие места - были объявлены преступниками и отправлены в тюрьму.
Тина Элишер
«Антиобщественный образ жизни» считался официальным правонарушением на Востоке - как только у тебя не было работы.
§ 249 Уголовного кодекса ГДР, введен в 1968 году
(Версия 1979 года)

Нарушение общественного порядка и безопасности через антиобщественное поведение.
(1) Любой, кто мешает социальному сосуществованию граждан, а также общественному порядку и безопасности, избегая регулярной работы из-за нежелания работать несмотря на то, что работать в состоянии, приговаривается к испытательному сроку или лишению свободы на срок до двух лет.
(2) Любой, кто занимается проституцией или иначе нарушает общественный порядок и безопасность через антиобщественный образ жизни также будет наказан.
Тина Элишер
Если вы как-то позволите себе быть пойманным за уклонение от платы за проезд или что-то - к счастью, я не была. Я была безработной в течение полугода, но у меня было достаточно средств, чтобы жить. И по сравнению со всеми людьми, которых я знала, у меня, на самом деле, не было никаких проблем с деньгами.
Беттина Дзиггель
В любом случае, я знаю из собственного опыта, что, если я не ходила работу, я должна была быть осторожной, чтобы не оказаться в тюрьме. Это случилось с моей подругой. Однажды. Этого было достаточно для нее. Любая, кто не вписывалась в социалистическую жизнь, могла быть классифицирована как антисоциальная. А потом были люди, отвечавшие за слежку за домашними хозяйствами - в зависимости от человека, он мог легко доставить тебе неприятности. Можно было жить "антисоциально", как одинокий родитель двоих детей; если ты нравилась людям, общество поддерживало тебя. Но если вы не нравились людям или вы опоздали на работу трижды, потому что ваши дети болели, и вы не принесли справку от врача, то они осуждали вас. Тогда ваших детей отнимали у вас, и вы оставались не у дел. Это было очень произвольно. Нет общего принципа. Там не было общей идеи. Она была только в том, что государству не нравились его собственные люди, я думаю. Это то, что я осознаю все больше и больше.
Нэнси Андлер
Я все еще не асоциальная, я все еще хожу на работу. Невероятно. (Смеется)
Германия имеет давнюю традицию классической стигматизации так называемого антиобщественного поведения. В уголовном праве, это можно проследить еще в 19 веке. Без четкого определения, в нацистский период люди могли подвергаться преследованиям за антиобщественность по разным причинам, в том числе за бедность, безработицу или нежелание работать, алкоголизм, психологические кризисы, бездомность, отсутствие постоянного места жительства и другие вещи, которые противоречили нацистской идеологии.

Что значит жить в самопровозглашенном антифашистском государстве? Кто был отмечен,
кто получил компенсацию? Как был разъяснен гитлеровский фашизм? Как продолжался и как разбирались с новым фашизмом?

В 1984 году восточно-берлинская группа Lesben in der Kirche (Лесбиянки в церкви) впервые посетила Мемориал Равенсбрюк на месте крупнейшего бывшего нацистского национального лагеря для женщин. Они зарегистрировались, чтобы публично почтить память жертв фашизма и, в частности, преследуемых лесбиянок. За это Штази классифицировали их как оппозицию. В последующие годы несколько попыток группы принять участие в памятных событиях были предотвращены.

10 марта 1984 года группа возлагает венок в Равенсбрюке. Через два дня он исчезает
- так же, как их запись в гостевой книге. В результате некоторые женщины обращаются за выездными визами. Другие подают жалобы в Министерство культуры.

В 1985 году, в 40-ю годовщину освобождения лагеря, группа лесбиянок планирует еще одно
посещение. Флорист на Гаудиштрассе, где они заказали венок с печатным бантом, сообщает в
полицию. Женщина, которая разместила заказ, вызвана в полицию. Ей было приказано не идти в Равенсбрюк.
Беттина Дзиггель
Равенсбрюк был очень удручающим местом для меня в 80-х. Мы выросли с этим; антифашизм в ГДР был, так сказать, вживлен в нас. Это было очень жестоким, гнетущим местом для меня вплоть до наших арестов, до нашего ареста. Но после этого я больше этого не чувствовала. Это были просто скалы, поля, озеро, мемориалы, вот и все.
Год спустя, 20 апреля 1986 года, группа снова посещает мемориал. Директор провел их через музей. Они находят розовый треугольник, который теперь в списке идентификационных знаков заключенных, хотя в Равенсбрюке не было таких треугольников. Розовые треугольники были для мужчин-гомосексуалистов. Равенсбрюк был лагерем для женщин. Лесбиянки были так называемыми анти-социальными и часто получали черные треугольники. Женщины возлагают венок без банта и подписывают гостевую книгу. Через две недели гостевая книга с их записью исчезла.

Начиная с 1980-х годов, несмотря на значительное сопротивление, лесбийско-феминистские инициативы пытались почтить видимость женщин-лесбиянок. В 2017 году инициатива
Автономных женщин-лесбиянок из Германии и Австрии повторно подали заявки, чтобы «Мемориальная сфера» была признана памятником преследуемым и убитым лесбиянкам и
женщинам в бывшем женском концентрационном лагере Равенсбрюк. Бранденбургский
Фонд Мемориал вновь отказал.
Беттина Дзиггель
Я имела удовольствие, почтительное удовольствие - я не знаю, как еще сказать (смеется) - встретить женщину, которая родилась там, и она вернула меня ненадолго, совсем недавно, в
2014. Тогда я решила снова приехать Равенсбрюк, но уже с новой перспективой.
Нэнси Андлер
Я также думаю, что возмутительно быть остановленной на улице только потому, что я выгляжу, как я выгляжу. В этой стране. Сейчас.
Марина Круг, соучредитель государственной и системно-критической группы Lesben in der Kirche (Лесбиянки в церкви), сообщает, что группа имела доступ к феминистской литературе из Западной Германии. Одри Лорд и сотрудники издательства Orlanda посетили группу в 1985 году. В последующие годы группа получила книги от Орланды, в том числе “Показывая наши цвета” - революционная антология женщин и лесбиянок в чёрной истории Германии. До лета 1986 года Lesben in der Kirche организовывали лекции, чтения и обсуждения таких тем, как расизм и условия жизни восточноевропейских женщин. Круг говорит, что эти события и чтение литературы “обострили наш взгляд на расистское исключение в наших рядах”.
Нэнси Андлер
Я думаю, что это имеет мало относится к ГДР. На самом деле, я думаю, что это всемирная проблема. Я не думаю, что это имеет какое-либо отношение к ГДР. Или с тем, как там справлялись с расизмом. В конце концов, мне есть с чем сравнивать, и разницы, на самом деле, никакой. (Смеется) Совершенно никакой. Для меня это просто ерунда винить в этом какую-то одну систему, потому что различий нет нигде, совершенно нигде.
Самира Кенави
Оглядываясь назад, после воссоединения я поняла, что в ГДР действительно был расизм. Мой отец приехал в ГДР, чтобы учиться. И на этом уровне, интеллектуалов, включая чилийцев, которые в основном были академиками, они были интегрированы и, насколько я знаю, у них не было проблем.
Надя Шалленберг
Я проходила училась на сельскохозяйственного техника в Карове, Мекленбург и там я дружила с людьми из Мозамбика и Южная Африки, которые были закрыты от местного населения.
Беттина Дзиггель
Им не разрешалось выходить за пределы их “открытой тюрьмы”. История вьетнамских гастарбайтеров, в частности, была просто ужасающей.
Надя Шалленберг
Население не ладило с другими культурами или нациями, и если они и дружили, это было исключением. Вот почему бывшая ГДР или бывшая территория ГДР настолько ксенофобна - корни идут оттуда.
MUSIC: CHEMNITZ STADT (ГОРОД ХЕМНИЦ), Baumarkt (строительный магазин)
Самира Кенави
У людей без личных знакомств с людьми из других культур есть предубеждения о них, и они становятся агрессивными. Я не думаю, что это просто. Конечно, это разносторонняя проблема: в ГДР не было интеграции, и она не поощрялась.
Беттина Дзиггель
Я уже давно говорила об этом, потому что я уже давно видела как это развивается в Саксонии. Это становится сильнее и сильнее, и это ужасает. Люди просто ничего не делают с этим. Все просто продолжают говорить: “Что есть, то есть. Что мы можем с этим поделать?”
Сабрина Саасе
А, да. Ты говорила, что вас, как нас сегодня, растили расист_ками и антисемит_ками.
Беттина Дзиггель
Возможности политических действий кажутся бесконечными. Их эффективность очень мала для нас, особенно с учетом ГДР - оглядываемся ли мы туда со злостью или, иногда, с тоской.
Маринка Кёрзендёрфер [9]
Только некоторые женщины и лесбиянки в ГДР отважились представить свои идеи о жизни перед глазами общественности. Идеи достигли огромного эффекта в этой мертвой стране. Мне кажется, что структуры ГДР были настолько крепкими, непреклонным и неизменными, но в то же время - хрупкими, как скелет без крови и костного мозга. Федеративная Республика, с другой стороны, казалась мне невероятно гибкой амебой, адаптирующейся ко всему и переваривающая все. Из-за гибкости немецкой социальной системы, это важно для меня, чтобы все женщины - лесбиянки, бисексуалки и гетеросексуалки работали вместе против общественных патриархальных структур. Лесбиянки, однако, не должны воздерживаться от открытой огласки своих выборов и озвучивать их снова и снова. Через наш выбор мы подвергаем сомнению и опасности патриархальные структуры, но только если мы живем открыто, не рассматривая выбор лесбиянок как их сугубо личное дело.
Надя Шалленберг
Теперь очередь за молодым поколением, потому что у них есть другое движение, они мыслят и чувствуют по другому, у них - другие требования. Вы должны сопротивляться, вы должны что-то делать. Это именно то, что я делала тогда. Не просто жаловаться и говорить: “О, черт возьми!”, а скорее, двигать свою задницу, идти и делать, и вытаскивать большие пушки, если нет другого пути. Я имею в виду, революция же должна начаться где-то.
МУЗЫКА: NAZIS RAUS (НАЦИ ВОН), Namenlos (Безымянные)
Первый в истории LiK (Лесбиянки в Церкви) стол на Friedenswerkstatt (мастерская мира), церковь Эрлёзер, Берлин, Руммельсбург, 1983.
Фото: Беттина Дзиггель, GrauZone в Архиве ГДР оппозиции
Lesbenarbeit in der DDR
Frauengruppen in der DDR der 80er Jahre - Eine Dokumentation
Out in Ost-Berlin, Schwule und Lesben in der DDR (Out in East Berlin: Lesbians and Gays in the GDR), 2013
Frauengruppen in der DDR der 80er Jahre - Eine Dokumentation
Das Schweigen durchbrechen (Нарушая тишину), 1987, GrauZone
27 февраля 1976 г. Министерство Здравоохранения ГДР выпустило “Verfügung zur Geschlechtsumwandlung von Transsexualisten” (указ об изменении пола транссексуалов)
10 сентября 1980 г. ФРГ выпустила “Gesetz über die Änderung der Vornamen und die Feststellung der Geschlechtszugehörigkeit in besonderen Fällen” (Трассексуальный акт)
Frauengruppen in der DDR der 80er Jahre - Eine Dokumentation
Fast 10 Jahre Lesbenbewegung in der DDR und ihr Übergang in die bundesdeutsche Wirklichkeit (Почти 10 лет лесбийского движения в ГДР и его переход в реальность Федеративной Республики), 1993, GrauZone
Frauenszene und Frauen in der Szene (Женская сцена и женщины в сцене), 1992, GrauZone
Frauenszene und Frauen in der Szene (Женская сцена и женщины в сцене), 1992, GrauZone
insufferable together
Music: Zaghaft — 3tot,
Lach und Flüster — 3tot,
O.T. — Erweiterte Orgasmus Gruppe,
Nazis Raus — Namenlos,
Chemnitz Stadt— Baumarkt
Sound art: T Blank
Mastering: Maxim Franks
Studio: reboot.fm / Noémie Cayron
Editing: Tine Rahel Völcker
English translation: Sara Stevenson
Editing: Nine Eglantine Yamamoto-Masson
Interviews with Nancy Andler, Bettina Dziggel, Tina Elischer, Samirah Kenawi, Nadja Schallenberg
with quotes by Karin Dauenheimer, Ralf Dose, Gunna, Samirah Kenawi, Marinka Körzendörfer, Gabriele Stötzer, Gisela Wolf, a GDR school book, and the Penal Code of the GDR
We’d also like to thank Suza Husse, Elske Rosenfeld, Rebecca Hernandez Garcia, Diana McCarty, Kristine Schmidt, Carina Klugbauer, Birgit Bosold
and all those we had the pleasure to cooperate with on different parts of this project in the past year: Jana Frieß, Elena Schmidt, Mandy Stieber, Tine Rahel Völcker und and everyone else involved in the event series »Asozial« geliebtgeliebt asozial? at Raumerweiterungshalle
Ernest Ah, Sabrina Saase, and Lee Stevens from the Raumerweiterungshalle collective
Audio Play Script
a documentary mosaic
Перевод: Анита Азизи
Редактура: Вика Кравцова
a Raumerweiterungshalle production 2018

produced in the context of »wild recuperations.materials from below: Artistic Research at the Archive of the GDR Opposition«, a cooperation between District Berlin and the Archive of the GDR Opposition / Robert-Havemann-Gesellschaft e.V.
tags: Activism, Queer, Lesbians, DDR, Trans*community, Racism, Art, Protest, Germany
6th Women’s Group Meeting “Between Awakening and Persistence.” Jena, spring 1989. The person on the right is Samirah Kenawi, founder of the GrauZone Archive. Photo: Kerstin Baarmann, GrauZone Archive in the Archive of the GDR Opposition, RHG/Fo_GZ_1924. In this contri­ bution, people in the images are anonymized since permission could not be secured from all those pictured.
MUSIC: ZAGHAFT [TENTATIVE]
Tina Elischer
In a sense, I always knew I was a lesbian. But I thought I was the only one in the whole wide world.
Nadja Schallenberg
It was difficult to get information.
Bettina Dziggel
Only much later did we realize what our role had actually been: years later, after the Wall had come down, I would meet women who would tell me that we had been so important for their coming out, and that because of us they realized that they were not alone. That’s exactly why we had founded the working group: to break through this isolation. We were trailblazers; we gave them strength to open up.
Nancy Andler
That I am homosexual was in no way an easy thing, because I was also Black. Well, I still am Black. But it was easier for me to own up to being homosexual than to being Black.
Nadja Schallenberg
There was that book by Rainer Werner about different sexualities and whatnot; it also mentioned transsexuality and travesty, transvestism, just a short article. At first I thought I was a transvestite, but then at some point I rea lized I wanted more, or rather, that I was more than that.
Tina Elischer
Usually you would find out about certain cafés or clubs through word of mouth from private contacts. And Irina brought on the full-on punk thing, that whole scene, so that’s how I also got a bit of that fighting spirit.
Nancy Andler
It wasn’t until I was a bit older that I finally fully came out. So it was easier for me. Before that it wasn’t. Before I thought that the fact that I’m Black is already enough of a difference, and that I shouldn’t step out of the norm in other ways on top of that.
Nadja Schallenberg
I was in Mecklenburg, on my home turf, if you will, and there was no coming out, no cross-dressing. That only came in 1989. That’s when I went to Berlin and got to know the gay and lesbian scene – and that’s when things really got rolling.
Nancy Andler
I don’t give a damn if people are horrified by me being homosexual.
Nadja Schallenberg
And I was the power tranny.
Tina Elischer
At the forefront of the lesbian struggle.
Bettina Dziggel
We are not invisible, we exist.
Marinka Körzendörfer, Lesbian Organising in the GDR [1], 1989, GrauZone
We have our own language, our own way of thinking, and we can even act independently.
There are piles of essays, letters, transcripts of meetings and speeches, magazines, private notes. We have been researching in the GrauZone for several months now. “We”: Sabrina, Lee, and Ernest from the Raumerweiterungshalle, a collectively-run space for events with a queer feminist focus. We are interested in how lesbians in the former GDR experienced their lesbianism, in their (survival) strategies, and in their political and cultural activities. What were they fighting for

Samirah Kenawi put together the GrauZone archive from disparate private collections in the early 1990s. Today the GrauZone archive constitutes the part of the Archive of the GDR Opposition that documents the women’s and lesbian movement(s) in the GDR.
Samirah Kenawi
Back then, I was researching and revisiting the women’s and lesbian movement in the GDR, and made it visible, because it seemed important to me, especially in Berlin given the situation at that time. In the context of the debate with the West German women’s movement, it was important to show that in the GDR there had been a women’s/lesbian movement, too, and that its themes, foci, and strategies were quite different because, well, the GDR was a different country.
Bettina Dziggel
It’s about that specific time period, because later something completely different happened, namely the emergence of a new social order. Or, well, it did not “emerge,” it was already there and we were plugged into it, as it were.
Samirah Kenawi [2]
It’s important to consider this situation in its social context because otherwise some details may seem grotesque. It is generally important to have a view of the bigger picture, as otherwise the pieces of the mosaic will appear either strangely dull or overly garish.
Nadja Schallenberg
And to bring this out of the shadows for once … There was a transsexual movement in the GDR – only towards the end, yes, but it did exist. What change it wanted to make and where it was heading and what became of it – well, no one has ever shone a light on that. And that is also a criticism of this scene, this exclusion. This film[3] that was made for instance – why is it only about the lesbians and gays again? Why don’t we trannies figure?
Marinka Körzendörfer [4]
In order to know where the skin that was measured is too tight, where it creases, where it hinders free movement or an upright stance, one must be inside that skin.
Karin Dauenheimer [5]
A current key characteristic of our lesbian emancipation is the quest for our own methods and experimenting with our own ideas and struggles.
It’s been almost three decades since unification. Many of the people, whose voices we come across in the Archive are still around and can be reached. So we were able to directly ask the people whose lives this research is about, and whose struggles paved the way for us in so many ways. Where did you meet? What was life like in the hetero state prison? What fears did you have to overcome, and what kind of creativity did that require on your part? What were your dreams? Was there an awareness of being part of a group?
Nancy Andler
Back then I didn’t actively take part in the movement in any way. I’d never done it before and still don’t. Somehow I wasn’t particularly focused on women’s issues, nor was I ever really interested in lesbian issues; I just lived my life and knew some people
Bettina Dziggel
We didn’t know how to go on, so we got together.
Samirah Kenawi
Of course, being a lesbian was not really a thing, and that was the problem. That was one of the reasons why different groups were founded. The Berliner Lesbengruppe [Berlin Lesbian Group] was one of them, and then other working groups on homosexuality, which mostly met under the roof of the Protestant Church.
Nancy Andler
Well, we went out to clubs.
Tina Elischer
First, we went to Buschallee, to a place known as the Busche. A place for all of us weirdos. Back then the scene wasn’t yet as divided – the goths over here, punks over there, that’s for the gays, this is lesbian-only … It was all mixed. Which actually seemed healthier to me in terms of general acceptance, mutual acceptance.
Nadja Schallenberg
It was a completely different context, there was solidarity. Then I also met Charlotte von Mahlsdorf, we were friends. And Roland Schulz, an occasional transvestite who also performed as a drag queen in some place, who knows where. Rosi. The three of us always went from bar to bar together and had lots of fun. There was Schoppenstubbe, Busche, Café Binokel. That’s where I got to know the first tranny from the East, though later she lived in the West.
"Lesbenfest" (Lesbian Fest), Jena 1987 Photo: Pea Lehmann, GrauZone Archive in the Archive of the GDR Opposition, RHG/Fo_GZ_1655
Bettina Dziggel
LSD quarter: Lychener, Schliemann, Duncker [laughs]. We all lived here in this neighborhood. We didn’t have phones then and communication was a bit different. Not that it was necessarily more difficult, just different. And if someone hadn’t left a note on the door, we knew in which bars she would be.
Tina Elischer
There was also Lietzenkunsthof, the women’s art center; we’d always go there as well. In Lietzen, Frankfurt/Oder, Leo came along as well. Sometimes they still go there today. The artist lived there with a woman; she took over this old farm in GDR times and later we sometimes went there for the weekend and helped out. We plastered the old pigpens and converted them into art spaces and things like that.
Bettina Dziggel
There was this café on Schönhauser. It was turned into a gambling hall, unfortunately. Around the corner there was Café Peking, but only a few of us would go there, because they preferred rich gay men over broke lesbians. And Vineta on the corner of Gleimstraße and Schönhauser. And a coffee shop close by, I forget its name, but Marinka knows it. And then there was Lychener, Fängler, yeah, these were some of those evening joints.
Nancy Andler
And later there was Atelier, where there was also a homo day, but I don’t know if that was after 1990 or before. Let’s see, what else was there? There were more homo joints, more spaces for gay men than for women, but that’s not surprising, it’s still like that now.
During our research we wondered: What about trans people? In the Archive, we only found rare announcements of one-off discussion events on trans issues, and then at some point in an issue of frau anders from May 1991, the text Lesbische Transen–Ich bin eine von ihnen [Lesbian Trannies–I Am One of Them] by Nadja Schallenberg. It’s a gray zone within the GrauZone. But since it is still possible to talk to Nadja Schallenberg, we asked her about trans groups formed in the GDR.
Nadja Schallenberg
There were none. I was the only one. Then came the period of political upheaval, and I did educational work with my partner at that time, I organized evening conversations about transsexuality. I was at the Haus der Jungen Talente [House of Young Talents], I was in Weimar, in Jena, in Dresden, in Rostock, in Schwerin, I drove around half the Republic. Wherever I went, groups were formed; I sort of sparked things off.

I gave the Sonntagsclub all my files with my examination records etc. All that is at the Schwules Museum [The Berlin Gay Museum] now. Back then you had to undergo medical exams, where they “checked” whether you were transsexual or not; it was a neurologist or a psychiatrist who decided that. In the East, the Internal Order on Transsexualists[6] – such a great word – came out two or three years earlier than the Transsexual Act[7] in West Germany.

You’d file your application with your family doctor and from there it went to the Ministry of the Interior, which was in charge of your gender and marital status, and then to the Health Ministry. Then it continued on its “socialist course,” back and forth. You had to be examined, which was usually a medical examination. Things could have been improved in that regard; we thought about how we could set up the examination differently. If the result was positive, you started hormone therapy at Charité; the surgery took place in Leipzig with Prof. Dietrich. But you didn’t have to worry about that. In the GDR sometimes the civil status would be changed even before the surgery.
Bettina Dziggel
I knew one trans person. A man who’d had surgery, a gender adjustment that is. But he killed himself ’cause it all went wrong. Lived in Leipzig at the time.
Nadja Schallenberg
My first negative experiences came after unification, I was beaten up, I lost my job, and the scene all of a sudden excluded me. I hadn’t experienced that in the GDR, it was a culture shock for me
Nancy Andler
I’d have to think about that. By sight, I think, but very few if at all. And I wouldn’t be able to say when anyway.
Tina Elischer
Yes, a trans woman, yes. He was, what was he doing again? He worked at the register, she did. Yes, she was accepted – because of me, since all the little boys who worked there were my friends, we’d party together. They knew I was a lesbian. Anyway, they went “Hey, she’s putting on tights.” “Sure, that’s the way it is.” Nobody said “Ugh, you’re a disgusting lesbian get out of here.”
Nadja Schallenberg

I was more involved in the gay-lesbian scene, in the general store, and later I was in the gay scene, because the gays were more accommodating. I was actually in the gay and tranny scene. And because I was often at the Sonntagsclub, and that was rather mixed, we didn’t use to separate things like that. As I said, the lesbians were the ones who excluded me, so I didn’t feel comfortable with them.

Bettina Dziggel

Because it didn’t exist, we didn’t have to ask ourselves that question. I think there would have been a lot of controversy between women saying, “No, that’s a guy, I don’t want that,” and women saying, “But this woman transitioned and she will participate.” We never had that situation. But I think it would have been hairy, like today.

Nadja Schallenberg

Transsexual women are the ones who are the most excluded and who lose the most in society and in their professional lives. I dealt with that openly and fought for our rights and for the social and political recognition of transsexual people. We called what we did tranny power. We really started with a bang and we really had a ball. It was a wild time, good times. You can’t even imagine the great ideas we had, but what became of them in the end? It’s just sad how bourgeois the scene has become. If you were lesbian or trans in the 90s, you were on the left. That’s the way it was. You were politically progressive, and that’s no longer the case today.

MUSIC: NAZIS RAUS [NAZIS OUT], Namenlos [Nameless]
From 1989 until the mid-90s there was the underground lesbian magazine frau anders with several issues per year. It had event tips and reports, group presentations, letters from readers, book reviews, like Audre Lorde’s Zami. There were discussions on history, power structures, coming out, lesbians and alcoholism, lesbians and AIDS, legal issues, trans topics, S&M, gendered language, older lesbians, gay dominance, women in other countries, lesbians in rural areas. The magazines were also sent to people living outside big cities. The issues were partly financed through people’s voluntary work. Some official media in the GDR occasionally also reported on homosexuality.

Bettina Dziggel

The periodical was called Magazin. In 87/88 there was an article about homosexuality, first about gays, of course, and then about lesbians. And that is a GDR magazine!
On 28 June 1985, the word homosexuality appeared for the first time in the Neues Deutschland newspaper in a small announcement about a conference. In 1987, the first GDR television report on homosexuality was broadcast as part of the show Visite, in which a scientist debunked prejudices about lesbians and gays, and same-sex lovers shared their experiences. Then, on 30 January 1989, the youth radio station DT 64 presented the show Mensch Du – Ich bin Lesbe [Hey listen – I Am a Lesbian], in which a group of women discussed problems with interpersonal relationships, love, sexuality, and partnerships. There were three episodes. Hey Listen – I Am Homosexual and Hey Listen – I Am Gay are both available in the German Broadcasting Archive. Hey Listen – I Am a Lesbian cannot be found. The video recording was presumably taped over.
MUSIK: O.T, Erweiterte Orgasmus Gruppe [Expanded Orgasm Group]
Marinka Körzendörfer [8]
Our working group wasn’t supposed to be just about history chitchat, sewing, and matchmaking; we also wanted to explain structures and reveal connections, and to discuss other manifestations in society. That was apparently too exhausting and perhaps also too dangerous for some people. [...] We were known as the “terror lesbians” and the “radical lesbians.”
Bettina Dziggel
It happened more on a personal level. If you knew where a woman lived and that she was involved in this or that circle, then you went there or you wrote to her, hey, would you like to meet. It was all done by mail, so it was a bit more complicated. Though, yes, Marinka had a phone, so she always had to help out. I usually traveled to all kinds of presentations, in Rostock and in Magdeburg, Leipzig, Dresden, in order to present the working group and to encourage the lesbians in those cities to act a little more autonomously.
MfS-Richtlinie 1/76 zur Entwicklung und Bearbeitung operativer Vorgänge [Ministry for State Security, Guideline 1/76 on the Development and Treatment of Operational Procedures], 1976

The secret Guideline 1/76 on the Treatment of Operational Procedures regulates the secret police activities of the Stasi against political opponents. To reliably protect society and guarantee a comprehensive internal security in the GDR the Ministry of State Security must preemtively prevent, uncover, and stifle subversive enemy attacks in a concerted, focused and proportionate manner.
Bettina Dziggel
Backyard, Alte Schönhauser. I still had to work. The women met, and then I only remember that I went there, and there was no one left. I tried to get everyone together and then the Stasi showed up.

Samirah Kenawi

In the end, the violent to grotesque reactions of the state apparatus and the interest of the international public were completely disproportionate to the actual activities of the groups.
The Stasi was a paramilitary power system that was hierarchically organized, worked with clear enemy images, a terminology of extermination, and a naive hubris of the total right of defense of a state that increasingly appointed itself.
They tried so hard to find a political reason to sentence me as a state agitator and couldn’t find one, so they tried to sexualize and idiotize me as a woman all the more.

Gabriele Stötzer was arrested in 1976 after co-organising a petition against the forced expatriation of dissident songwriter Wolf Biermann in her hometown Erfurt. After her release from prison, she began to make art with other women and co-founded the artist group Exterra XX. From 1979 to 1986, her activities were under continued surveillance by the Stasi within the Operative Procedure “Toxin,” which was aimed at arresting her again. At times, up to 25 IMs (unofficial collaborators) were assigned to her.
Operativer Vorgang [Operative Procedure] „Toxin,“ 1979–86, Stasi file on Gabriele Stötzer, formerly Kachold
Character traits such as willfulness [...] G.K. is bisexual and has great contact problems on a sensual level. It is possible that to express herself in writing is a kind of compensation. [...] The mental state of K. is characterized by hysteria, paranoia, and permanent restlessness. [...] G.K. politicizes much of her own sexual inhibition and is frantically driven by it in discussions. [...] She is of psychopathic nature and suffers from an inferiority complex. [...] Public activities against the state by the group under observation must be prevented. For this purpose, suitable actions to control, destabilize, disrupt, and isolate the person must be carried out.
MUSIC: LACH UND FLÜSTER [LAUGHTER AND WHISPERS], 3tot
GDR school book, «Biologie in der Schule» [Biology at School]
Homosexuals are a minority.

Karin Dauenheimer «Das Schweigen durchbrechen», 1987, GrauZone
An uncritical majority forms the norm.

GDR biology school book, «Biologie in der Schule»
Homosexuality should not be equated with pedophilia, transvestism [wearing the clothes of the opposite sex], or transsexuality [disturbance of gender identity accompanied by the urge for sex change].

Ralf Dose «Von schwulen Ratten und anderes Getier» [On Gay Rats and Other Creatures], Magnus 2. 1990, Magnus Hirschfeld Society
Günter Dörner, known as an endocrinologist [hormone researcher] at the Charité in East Berlin, gives the following – simplified – explanation: “homosexuality” in rats is caused by certain “unphysiological” hormone concentrations in the womb before or during birth. This causes a male/female differentiation of the brain, and later “typically female” behavior in the males and “typically male” behavior in the females. The altered hormone level in pregnant rats can be triggered by stress, for example. As a result the males among their offspring crouch and allow others to mount them, and the females mount others. And there you have it: the homosexual rat.
Nadja Schallenberg
Yeah, Rat-Dörner, as we used to call him.
Bettina Dziggel
Rat-Dörner! I told you about him
Prof. Günter Dörner
"Letter to the editors," Archives of Sexual Behavior, 1983
From the data it can be concluded [...] that in the future it might be possible, at least in some cases, to correct abnormal levels of sex hormones during brain differentiation in order to prevent the development of homosexuality.

Gisela Wolf »Erfahrungen und gesundheitliche Entwicklung lesbischer Frauen im Coming-Out-Prozess« [Experiences and Health Condition of Lesbian Women in Coming-out Processes], 2004
In 1979, the Department of Psychology in Berlin’s “House of Health” organized a discussion group for lesbians that was attended by more than 20 lesbians. At a meeting, Professor Günter Dörner spoke about his research on the prevention of homosexuality and tried to encourage the women in attendance to donate blood for hormone tests. The majority ended up having their blood tested. Dörner did not keep his promise to inform them of the results.
Nadja Schallenberg
Thanks to his research, homosexuality was no longer considered a disease. In the case of transsexual people, he wanted to prove that it’s a genetic predisposition, not a disease. That was always his approach. That’s how I knew him, he was a great person, great conversations, it was just great.
Bettina Dziggel
Rat-Dörner [laughs]. He used rats to conduct research on homosexuality and how to treat it. We never had anything to do with Rat-Dörner; we heard about him and wanted to organize an event. Some kind of cabaret or something like that. But we never did. There were many different influences and Rat-Dörner was one of them; it made us realize, me and a girlfriend back then, that we had to do something about it, it couldn’t go on like that. The joke is that in the end our working group was created because all of this.
Samirah Kenawi
There was this working group at Humboldt University, which I believe was founded in the fall of 1984 and somehow came to the conclusion that homosexuality is not a medical problem, but a social one. But that only slowly led to a change of the politics, of the state’s relationship with these groups.
MUSIC: LACH UND FLÜSTER [LAUGHTER AND WHISPERS], 3tot
Bettina Dziggel
Things like single parents raising children, living with friends, in communes, those things already existed. There were smaller places in the GDR where friends did that. Women who lived with other women.
Tina Elischer
Right, and then I was asked if I would marry the Bulgarian gay. Because I was working at the swimming pool again. I said, “OK, sure.” One day, they came to the indoor pool and down to the sauna, my now ex-husband stayed upstairs, waited, and Freddy, the tram driver, came downstairs and said, “Hey your future husband is waiting upstairs, come up with me.” I married him then, and those two stayed together for 20 years.
Bettina Dziggel
For us it was about giving visibility to things. We wanted to make it clear that there are other things besides married mothers, married working mothers. There are women who choose a different path.
Tina Elischer
Then I was unemployed, which was kind of scary in the East.
Nancy Andler
I was not “antisocial.” I was working. [laughs]
Tina Elischer
In the socialist system, it was almost impossible to get fired. You couldn’t really lose your job in the East.
Gabriele Stötzer
And at first there were only a few who rebelled and made a different claim to modernity. They were immediately criminalized as individuals, just as in the GDR all women and men who wanted to escape the increasingly absurd socialist conditions of production and to create their own place in society, their own jobs, were criminalized and imprisoned.
Tina Elischer
An “antisocial lifestyle” was an official offence in the East, that you were accused of as soon as you didn’t have a job.
§249 Penal Code of the GDR, introduced 1968
1979 version

Disturbance of public order and safety through antisocial behavior.

[1] Anyone who disturbs the social coexistence of citizens as well as public order and safety by avoiding regular work out of unwillingness to work despite being fit for work, shall be sentenced to probation or imprisonment for up to two years.
[2] Anyone who engages in prostitution or otherwise disturbs public order and security through an anti-social lifestyle shall be similarly punished.
Tina Elischer
If you somehow let yourself be caught dodging the fare or something … Luckily I didn’t. I was unemployed for half a year, but I had enough to live on, and with all the people I knew, I didn’t really have any trouble with money.
Bettina Dziggel
In any case, I knew from my own experience that if I didn’t go to work, I had to be careful not to end up in jail. This happened to a friend of mine. Once. That was enough for her. Anyone who didn’t fit into socialist life could be classified as antisocial. And then there were the people in charge of keeping the so-called “house books” – a log on tennants and visitors. Depending on the guy, he could easily get you in trouble. But it was possible to be accused of living “antisocially,” I knew that as a single parent of two; if people liked you, society carried you along. But if people didn’t like you or you came late to work three times, because your children were sick and you didn’t bring a sick note, then they’d inform on you. Then your children were taken away from you and you were out of the picture. It was very arbitrary. There is no common thread. There is no common thread for this country. Only in that it didn’t like its own people, as it appears. That’s something I’m becoming more and more aware of.
Nancy Andler
I’m still not “antisocial,” I still go to work. Unbelievable [laughs]
In Germany, the classist stigma of so-called antisocial behavior has a long tradition. In criminal law, it can be traced as far back as the nineteenth century. Without a clear definition, during the Nazi period, people could be persecuted as “antisocial” for all sorts of reasons, including poverty, unemployment, or unwillingness to work, alcoholism, psychological crises, homelessness, not having a fixed place of residence, and other things that contradicted Nazi ideology. Romani and Sinti people, sex workers, lesbians, and trans people were also persecuted in this way. While the Homosexual Paragraph 175 only applied to men, lesbians were denounced and persecuted for alleged “antisocial behavior,” “degenerate love,” and delinquency. In 1968, the GDR introduced §249 into its penal code.

What does it mean to live in a self-proclaimed antifascist state? Who was commemorated, who received reparations? How was fascist history worked through? How were continuing and new fascisms dealt with?

In 1984, the East Berlin group Lesben in der Kirche [Lesbians in the Church] decided to pay a first visit to the Ravensbrück Memorial on the site of the largest former Nazi concentration camp for women. They registered to publicly commemorate the victims of Fascism and, in particular, the lesbians among the persecuted. For this, the Stasi classified them as “oppositional.” In the following years, several attempts by the group to participate in commemorative events were obstructed or prevented.

On 10 March 1984, the group laid a wreath in Ravensbrück. Two days later, it disappeared – just like their guestbook entry. Afterwards, some women applied for visas to leave the GDR. Others filed complaints with the Ministry of Culture.

In 1985, on the 40th anniversary of the camp’s liberation, the lesbian group planned another visit. The florist on Gaudystraße, where they ordered a wreath with a printed bow, informed the police. The woman who placed the order was then summoned by the police and told not to go to Ravensbrück. The night before the trip, fearing arrest, the 11 women stayed together in several apartments and then traveled separately to Fürstenberg. They were taken into custody on the way to the memorial, driven away by truck, isolated, interrogated, and threatened. The entire train station in Fürstenberg was closed. They were not brought back to the station until well after the memorial service.
Bettina Dziggel
The antifascism of the GDR was, one could say, implanted in us. We grew up with it. Ravensbrück was a very depressing place for me in the 80s. It was a very violent, oppressive place for me. Up until our arrests. But after that, I didn’t feel it anymore. It was just rocks, fields, a lake, memorials, nothing more.
A year later, on 20 April 1986, the group visited the memorial again. They were guided through the museum by the director and found the pink triangle now listed among prisoner identification signs, even though there had been no such triangles in Ravensbrück. The pink triangle was for male homosexuals. Ravensbrück was a women’s camp. Lesbians as so-called “antisocials,” often got a black triangle. The women laid down a flower arrangement without a bow and signed the guest book. Two weeks later, the guestbook with their entry was gone.

From the 1980s, lesbian-feminist initiatives have been trying to make their commemoration of lesbian women visible against considerable resistance. In 2017, the initiative Autonome FrauenLesben aus Deutschland und Österreich [Autonomous Women/Lesbians from Germany and Austria] reapplied for the so-called Memorial Sphere to be recognized as a memorial to the persecuted and murdered lesbian women in the former women’s concentration camp of Ravensbrück. The Brandenburg Memorials Foundation once again declined.
Bettina Dziggel
I had the pleasure, a respectful pleasure – I don’t know how else to say this [laughs] – to meet a woman who was born there, and she brought me back a little, just recently, in 2014. Then I decided to set foot in Ravensbrück again, with a different perspective. I’m very grateful to her. Now I can go there again, but it’s different, and now I support the women with the Memorial Sphere project. To shake things up.
Nancy Andler
I also think it’s outrageous to be stopped in the street just because I look the way I look. In this country. Right now.
Marina Krug, co-founder of the state- and system-critical group Lesben in der Kirche [Lesbians in the Church], reports that the group had access to feminist literature from the West. Audre Lorde and people from the Orlanda publishing company visited the group in 1985. In the following years, the group received books from Orlanda, including Showing Our Colors, the groundbreaking anthology by Black women and lesbians on Black German history. Until the summer of 1986, Lesben in der Kirche organized lectures, readings and discussions on topics including racism and the living conditions of Eastern European women. Krug says that these events and reading the literature “sharpened our view for racist exclusion in our ranks.”
Samirah Kenawi
Racism is a broad subject. I myself think, and am able to tell from my own experience – I have an Egyptian father – that in my context I did not experience racism, and that in lesbian groups, too, there were Black women who were just part of the group and that was completely normal. But you should ask Black women directly.
Nancy Andler
I think that has little to do with the GDR. In fact, I think it’s universal. Or with how racism was handled there. After all, I have something to compare it to now, and it’s not really any different [laughs]. Absolutely not. For me it’s just utter nonsense to blame this on some system, since it’s not really any different anywhere else
Samirah Kenawi
In retrospect, after 1990, I learned that there was indeed racism in the GDR. My father came to the GDR to study and he did, and on this level, that of intellectuals, including the Chileans who were mostly academics, there was integration and, as far as I know, they had no problems. In my opinion, racism did exist in the working class, but mostly due to the ghettoization.
Nadja Schallenberg
I did my training as an agricultural technician in Karow, Mecklenburg, and there I was friends with people from Mozambique and South Africa, who were locked away from the population.
Bettina Dziggel
They were not allowed to move outside their open prison. The story of the Vietnamese guest workers in particular was just devastating.
Nadja Schallenberg
The population didn’t get along with other cultures or nations, and if they did, it was an exception. That’s also why the former GDR or the former GDR territory is so xenophobic; these are the roots of it.
MUSIC: CHEMNITZ STADT [CHEMNITZ CITY], Baumarkt [Hardware Store]
Samirah Kenawi
There were, in fact, problems not unlike in Chemnitz* today. People who have no personal contact with people from other cultures have some kind of preconception about them and it turns aggressive. But I don’t think it’sthat straightforward either; it’s certainly a multidimensional problem to do with the fact that integration simply didn’t take place and wasn’t promoted in the GDR.
Bettina Dziggel
I’ve been saying this for a long time because I’ve seen it coming for a long time now in Saxony, I’ve been following it for decades. It’s getting stronger and stronger, which I find terrifying, and people just don’t do anything against it. They just keep on saying, “That’s just the way it is, what can we do against it.” But maybe I didn’t really answer your question.
Sabrina Saase
No, you did. You said that you, like us today, grew up or were brought up racist and anti-Semitic.
Bettina Dziggel
I wasn’t brought up, I grew up that way. I grew up amid silence. And I find that extremely dangerous.
Marinka Körzendörfer [9]
The possibilities of political action seem infinitely wider today. Their effectiveness, however, seems very small to us, especially compared to the GDR, whether we look back in anger or sometimes also in quiet melancholy. The few people in the GDR, women and lesbians, who ventured into the public eye with their own ideas about life, achieved a tremendous effect in that dead country with their little strength. It seems to me that the GDR had firm, rigid structures that could not be changed, but were also very fragile. You could maybe compare this to a skeleton from which all marrow and blood – all fluid – had been removed over the years. The Federal Republic, on the other hand, seems to me like an amoeba that existed and exists in an insanely flexible way, adapting to everything, digesting everything. Because of this tremendous flexibility of the current German social system, it is imperative for me that all women, whether lesbian, bi, or straight, work together against the patriarchal structures of society. Lesbians, however, should not refrain from openly standing by their choices and voice them again and again. With our choices, we question and endanger patriarchal structures. But this is only if we live openly, if we don’t regard lesbian choices as a private matter of each individual.
Nadja Schallenberg
Now it’s the younger generations’ turn, because they have a different movement, because they have a different way of thinking, a different way of feeling, different demands. You must resist, you must do something. That’s exactly what I did back then. Don’t just complain and say “Ah, shit.” Move your ass, get going, get doing, and bring out the big guns if there’s no other way. I mean, the revolution has to start somewhere.
MUSIC: NAZIS RAUS [NAZIS OUT], Namenlos [Nameless]
First LiK [Lesbians in the Church] table at the Friedenswerkstatt [peace workshop], Erlöser Church Berlin Rummelsburg 1983. Photo: Bettina Dziggel, GrauZone Archive in the Archive of the GDR Opposition, RHG/Fo_GZ_0419
Lesbenarbeit in der DDR
Frauengruppen in der DDR der 80er Jahre - Eine Dokumentation
Out in Ost-Berlin, Schwule und Lesben in der DDR (Out in East Berlin: Lesbians and Gays in the GDR), 2013
Frauengruppen in der DDR der 80er Jahre - Eine Dokumentation
Das Schweigen durchbrechen, 1987, GrauZone
On 27 Feb. 1976 the Ministry for Health of the GDR issued the "Decree on the Gender Re assignment of Trans sexualists."
On 10 Sep. 1980 the FRG issued the "Act on the Change of the First Name and the Assessment of Gender in Special Cases" [Transsexual Act].
Frauengruppen in der DDR der 80er Jahre - Eine Dokumentation
"Fast 10 Jahre Lesbenbewegung in der DDR und ihr Übergang in die bundesdeutsche Wirklichkeit" [Almost 10 Years of Lesbian Movement in the GDR and its Transition into the Reality of the Federal Republic], 1993, GrauZone
Frauenszene und Frauen in der Szene, 1992, GrauZone