tags: Активизм, Город, Киберфеминизм, Утопия, Россия

Я - социальная исследовательница, писательница, активистка. Феминистка-номада. Я не всегда видела патриархат. Скорее, случайно нащупывала его. А теперь не трогать и не видеть не получается, поэтому единственный способ выжить/ожить - это феминистские проекты. Два проекта сложились особенно удачно. Первый - РосГендерНадзор - про мемы-карточки с анализом повседневных проявлений сексизма в культуре, и про способы такие сексизмы ломать и крошить. Второй - Slutty Urbanism - про арт-интервенцию в академические и прикладные городские исследования. Slutty Urbanism предлагает альтернативный язык и набор метафор для анализа города, коммодификации пространства и эксплуатации тел в нем, чтобы выйти за пределы белого, санитарно-чистого куба академического мышления. В рамках Развратного Урбанизма, я и мои соавторки реализуем 'чат-бот солидарности.' Эта технология дает возможность диалога между пользовательницей цифровой платформы и самой чат-боткой: двумя субьективностями, эксплуатированными в современном цифровом капитализме.

tags: Activism, City, Cyberfeminism, Utopia, Russia

I am a social researcher, writer, activist. Feminist nomad. I haven't always recognized patriarchy. Rather, I sensed it by chance. And now it’s impossible not to touch or see, so the only way to survive/come to life are feminist projects. Two projects were particularly successful. The first one is RosGenderNadzor - about memes-cards with the analysis of everyday manifestations of sexism in culture, and about ways to break and crush such sexisms. The second, Slutty Urbanism, is about art intervention in academic and applied urban research. Slutty Urbanism offers an alternative language and metaphor for analyzing the city, commodifying space, and exploiting bodies in it to transcend the white, sanitary cube of academic thinking. Within the framework of Slutty Urbanism, I and my co-authors are implementing a "solidarity chat bot". This technology enables interaction between the user of the digital platform and the chatbot itself: two subjective operations exploited in modern digital capitalism.